она впервые оказалась на Ак'Либусе и сделалась единоличной хозяйкой самого крупного региона острова. Приняла титул гердины. Впереди её ждали годы упорного труда и больших достижений. Это было её золотое время. Она целиком посвятила себя работе, заведомо отказавшись от семьи и детей, в которых она никогда не нуждалась. И за двадцать пять лет её правления регион расцвёл: отдельные фермы были организованы в общины, мануфактурный труд оптимизирован и переведён в разряд фабричного, кадры перераспределены в соответствии со своими способностями. Открылись школы и детские сады. В Озаланде был проведён водопровод — над этим проектом Вилла работала вместе с Тоуром Рэдклом, тогда ещё совсем юным. Водопроводом такого же типа был оснащён и Рэди-Калус, а позднее и все крупные города Ак'Либуса. Благодаря этим и менее значимым нововведениям, экономическое состояние Пэрферитунуса улучшилось, равно как и качество жизни и уровень образования его жителей. Тому способствовали и сами жители, которых гердина увлекла своим энтузиазмом. Удивительное дело, как Вилла, не имея, по сути, семьи, сумела привить семейные ценности своего рода всему региону.

Это стало ещё одной причиной, по которой дом Пэрфе её невзлюбил. Принцип сплочённости и общности интересов, царивший в нём, сделал эту семью одной из самых влиятельных в империи, но он не должен был распространяться за её пределами. Это был их личный секрет успеха, и никому бы в голову не пришло им делиться. А эта выскочка, эта одиночка в одну голову объединила вокруг себя целый Пэрферитунус, где Виллу любили, ценили и уважали. От открытого конфликта их удерживало лишь то, что Пэрферитунус оставался регионом земледелия, овцеводства и лёгкой промышленности; поручили бы Вилле править армией по тому же принципу — и одному Создателю известно, что бы из этого вышло.

В общем, четверть века спустя, когда плоды бурной деятельности Виллы расцвели настолько, что их стало видно невооружённым глазом, над Пэрферитунусом начали сгущаться тучи. Вилле на тот момент уже исполнилось пятьдесят пять лет, она была по-прежнему бодра и полна сил, но возраст постепенно накладывал свой отпечаток. В год, предшествующий этому, случилось ещё одно значимое событие: в её жизни появилась маленькая Паландора. Хозяйка Пэрферитунуса была теперь не одна. Это вызывало у неё досаду и в то же время дарило надежду: Вилле уже неоднократно намекали в мягкой форме, что её «социальные эксперименты» зашли слишком далеко. Дом Пэрфе не мог устранить её от дел без её согласия или, хотя бы, распоряжения Верховного короля (который, видя труды расторопной гердины, ни за что бы его не дал), но мог терпеливо дождаться, когда бездетная женщина сама уйдёт на покой. Если бы в этом случае земли перешли другому члену семьи, весь многолетний труд Виллы пошёл бы насмарку. Но если бы Вилла объявила наследницей Паландору, дело приняло бы другой оборот.

Неизбежно возникает вопрос: кем же была эта Паландора и что связывало её с кианой Виллой? То была дочь её близкой и дорогой сердцу подруги, по трагической случайности оставшаяся без отца и матери. Гердина не пожелала отдать двухлетнюю девочку в Дом братьев и сестёр Пэрферитунуса, но решила вырастить её сама, как родную дочь — племянницу, внучку, называйте, как хотите.

— Дочь её дорогой сердцу подруги, — вздохнула Паландора. — Право, не такой уж и дорогой, если её ребёнка можно вот так запросто оставить дома и не взять на ярмарку: причём, подумать только, из-за какой ерунды! Знаете, может, и правда есть смысл найти себе мужа — посмеет тогда эта вредная киана мне что-нибудь запретить!

— О, да, госпожа, но что, если тогда вам запреты будет чинить ваш супруг?

Глава 4

Паландора поднялась на колени и выглянула за полог. Девушка в кружевном переднике, которой принадлежало столь неосторожно оброненное замечание, звонко рассмеялась, но, увидев взлохмаченную киану, покраснела и зажала рот ладошкой. Паландора укоризненно покачала головой.

— Рруть… Нехорошо подслушивать чужие разговоры.

— Абсолютно верно замечено, госпожа. Но я полагала, что вы говорите со мной. Ведь, кроме нас, здесь никого больше нет.

— Но я даже не слышала, как ты вошла.

— С кем же тогда вы беседовали, госпожа? — удивленно спросила Рруть, протирая пыль с каминной полки.

— Сама с собой. И, да, эти разговоры тоже относятся к тем, что неприлично подслушивать.

Паландора слегка кривила душой, в том числе и перед собой. Она действительно имела привычку говорить вслух, оставаясь одна, но при этом никогда не ощущала себя по-настоящему одинокой. У неё было чувство, что все её монологи имеют свою аудиторию. Что за ней постоянно наблюдают десятки любопытных глаз. Не только за ней, разумеется, такая честолюбивая мысль её не посещала, но всё же ей чудилось, что имо денно и нощно находятся под присмотром существ из какого-то потустороннего, что ли, мира. Изредка она даже видела этих существ — как солнечные блики, радужные разводы, утреннюю росу или микроскопические капельки пара в воздухе после дождя. Стоило только чуточку сосредоточиться и захотеть их увидеть.

Паландора ни с кем не делилась этим своим открытием, сделанным уже очень давно. Она вообще была не из тех, кто привык делиться своими мыслями — по крайней мере, с людьми. С этими же существами она привыкла вести долгие разговоры. Они редко отвечали (по крайней мере, словами), но этого и не требовалось. Главное, они всегда были готовы её выслушать.

И надо же было сейчас прийти Рруть и ей помешать! Впрочем, Паландора была рада отвлечься и поболтать со служанкой, которая, покончив с пылью, взяла в руки веник и, потупив взор, заметила:

— Если присутствие других вам неугодно, госпожа, достаточно всего лишь запереть дверь. Скажите, позволите вы мне продолжить уборку или мне лучше уйти?

Киана озорно улыбнулась. У неё созрел план.

— Лучше всего будет, если ты позволишь мне помочь тебе, Рруть.

— Но, госпожа…

— Да-да, я знаю, кианам не положено заниматься такими делами, и это работа слуг, и что скажет любезная Вилла, и прочая чепуха! Так вот: кианы Виллы сейчас нет дома, а, значит, я могу немного развлечься. Будь добра, передай мне веник.

Рруть более не возражала и, вооружившись щёткой, киана принялась за работу. Вдвоём девушки справились с уборкой намного быстрее, переходя из комнаты в комнату и смахивая пыль, подметая, взбивая подушки и наводя чистоту. Затем они спустились в кухню, и Рруть принялась мыть посуду, а Паландора насухо вытирать её полотенцем. Время летело незаметно.

— После обеда пойдём в Пэрфе-Кур? — предложила девушка служанке. Та согласилась. К этому времени