Замок кианы Виллы располагался на холме, с высоты которого открывался также живописный вид на все три озера поочерёдно, обрамлённые соседними возвышенностями, и, наконец, на Озаланду, город, свернувшийся калачиком у первого и второго озёр. Их так и называли: Первое и Второе. И Третье — по величине, от крупного к меньшему. У всех стояли комом в горле эти номера, ведь каждая река, и озеро, и лес, и гора имеют своё имя, но ни один картограф покуда не удосужился дать имена столь прекрасным и величественным водоёмам. Как видно, время ещё не пришло.

Ещё дальше, за озёрами и городом, в зыбкой дымке можно было разглядеть море. В редкие часы рассвета, когда воздух чист и прозрачен, его края были отчётливо видны. Но чаще всего они лишь угадывались в размытом пятне книзу от линии горизонта.

Пока Паландора любовалась пейзажем, солнце уже зашло и море скрылось из виду. На месте озёр зияли чёрные пустоты. Зато город сверкал вечерними огнями — и, если прислушаться, можно было уловить звуки музыки. А, может, это было лишь разыгравшееся воображение Паландоры, принявшее звон цикад за трепет струн. Она вновь возвратилась мыслями к ярмарке. Да, она весело и продуктивно провела последние два дня, но как она хотела бы оказаться сейчас там, внизу, на празднике.

Порыв ночного ветра заставил зябкую Паландору покинуть балкон и вернуться к себе в комнату. Она медленно переоделась ко сну и собралась ложиться в постель. Но даже отсюда, из окна её спальни в северо-восточной башне город манил, ведь там кипела жизнь, там девушки с цветами в волосах танцевали, и пили сладкий пунш, и обсуждали рукоделие, хвалясь своим мастерством. Паландора мечтала вышивать, как они, но Вилла настаивала на том, что ткацкая работа — неподходящее занятие для кианы. К чему утруждать себя вышивкой или гобеленами, когда к твоим услугам штат искусных мастериц? Они творят шедевры, а руки их тем временем грубеют, глаза тускнеют и, покуда их мастерство радует взоры долгие годы, никто даже не помнит их имён.

Город звал к себе. Долг вот уже вторые сутки требовал оставаться на месте. Жизнь была полна противоречий и оставляла горькое послевкусие. Открыть бы окно нараспашку и вылететь птицей навстречу свободе! Или пролиться живительным ручьём с холма — прямо туда, вниз, втекая в третье озеро, и первое, самое крупное, и, наконец второе, чтобы очутиться у подножия города, обдав веселящуюся публику брызгами чистой воды! Паландора живо себе это представила, и для пущей убедительности промокнула лицо водой из чаши для умывания. Это было её излюбленное развлечение в долгие часы недеяния — мысленно путешествовать по свету. Она занималась этим с детства. По свету — это громко сказано, конечно. Как и многие, за чтением книг она представляла себя во всевозможных уголках мира, куда героев вела дорога приключений. Но и сама по себе, отвлекаясь от классных занятий, или же в постели, когда сон не желает приходить, она мысленно поднималась, выходила из комнаты и бродила по замку, а то и выбиралась за его окрестности. И, в отличие от игры воображения, в такие моменты она замечала любую мельчайшую подробность обстановки. Могла разглядеть каждую травинку на холмах и песчинки на берегу озёр. Она заходила в конюшни и трепала гривы добрых серых лошадей, и целовала в пятнышко на носу свою любимицу. Никто её не видел и не реагировал на её присутствие, но, тем не менее, она там была. Однажды, когда ей было двенадцать лет, она заглянула в покои кианы Виллы, когда та отвечала на письма. Вилла вела переписку с Верховной королевой Аннеретт, рапортовала о делах в регионе и о здоровье Паландоры. Каким образом её здоровье могло интересовать королеву, Паландора так и не поняла, но, в конце концов, это же всё было понарошку. Тем не менее, тогда у неё впервые возникло чувство, что она подглядывает за своей попечительницей против её воли, и это не соответствует приличиям. С тех пор она к Вилле не заходила и в своих мысленных путешествиях избегала частных покоев.

С годами Паландора уходила всё дальше от замка. Этому способствовало и расширение её кругозора, и посещение различных мест. В любой край, где ей довелось хотя бы раз побывать, она могла перенестись силой мысли. И если поначалу ей требовалось напрягать воображение и фантазию, чтобы избежать спонтанного возвращения в стены своей комнаты (а тогда начинать приходилось всё заново), то со временем ей всё легче удавалось задерживаться в пункте назначения. Так что и сейчас она с удовольствием слилась с одним из многочисленных ручьёв, стекающих с холма, и позволила течению перенести себя в лоно озера. В этом месте Паландора ненадолго задержалась и нырнула, намереваясь достать до дна. Здесь крылась загадка: в реальности ей никогда не позволяли окунаться в этой части озера. Она бывала лишь в купальнях на противоположном берегу. Но мысленно она настолько хорошо изучила рельеф всех трёх озёр, что могла бы без труда начертить карту дна каждого. Соответствовала бы она действительности?

Поверхность озера ещё хранила накопленное за день тепло, но на дне били холодные ключи. Паландора порадовалась тому, что ощущала разницу температур лишь интуитивно: осязать холод было бы куда менее приятно. Она коснулась ступнями мягкого илистого дна и, оттолкнувшись от него, с легкостью выплыла на поверхность.

«Лучше бывать на озере днём», — подумала она. Сейчас здесь было слишком темно. Но несмотря на то, что ей уже не терпелось попасть в Озаланду, Паландора всё-таки решила проделать этот путь последовательно. Как и задумывала изначально, она поспешила из озера в озеро и, наконец, добралась до лодочной станции, примостившейся у городской набережной. Здесь горели фонари, и горожане прогуливались парами и группами. Отдыхая от суеты ярмарочного дня, никто никуда не спешил. На летней сцене бульвара Лиатора давали концерт. Четыре девушки в лёгких бирюзовых платьях танцевали какой-то замысловатый танец, вызывая одобрение толпы. Паландора наблюдала за ними не больше минуты — и вот, ноги сами понесли её на подмостки, где она заняла место среди танцовщиц и начала старательно повторять их движения: сперва неуклюже, но с каждым разом всё увереннее. Вскоре они слаженно танцевали уже впятером, но знала об этом только она. Ритм танца захватил её целиком; в то же время Паландора успевала наблюдать за зрителями. Её взгляд переходил от лица к лицу и наконец остановился на юноше в лиловом камзоле. Он