особняка, кристаллизовались тайны, способные разрушить не одну судьбу. И мне оставалось лишь надеяться, что инспектор Дойл докопается до сути прежде, чем тот, кто погубил мисс Рэндалл, попытается вновь замести следы или, чего доброго, избавится от ещё одного нежелательного свидетеля.

Так я закончила своё короткое путешествие на крышу – туда, где свет ночных фонарей и молчаливые тени соседствуют с человеческими пороками, а красота оборачивается самым страшным из преступлений. И хотя я не знала точного ответа, мне казалось, что именно здесь, под этими мрачными небесами, крылась разгадка – готовая раскрыться тому, кто не побоится заглянуть в самую глубину, где тьма и тайна идут рука об руку.

В лифте только мы вдвоём

Когда миновала суетная полуденная пора и шорох бесчисленных шагов по мраморным полам мегаполиса начал стихать, огромная башня из стекла и металла, словно величественный великан, продолжала взирать на людские судьбы сверху вниз. Воздвигнутая в самом сердце пульсирующего города, эта башня хранила в себе множество историй: деловые сделки, тайные встречи, мимолётные улыбки и безграничную надежду на будущее.

Я, скромный труженик одного из верхних офисов, спустился в залитый холодным светом холл, чтобы покинуть здание на короткое время и вернуть себе частичку свежего воздуха, ускользающего от бетонных стен. Часы показывали без четверти шесть: пора, когда дневная суета уступает место вечерней дрёме, а взгляды прохожих отражают усталое ожидание грядущей ночи.

Подойдя к лифту, я нажал кнопку вызова. Механический сигнал пробудил в моём сердце странное ощущение предвкушения, будто что-то необъяснимое должно вот-вот произойти. Я стоял, слушая отдалённое жужжание металлического сердца башни, и уже собирался смиренно войти внутрь пустой кабины, как вдруг у моих ног зазвучали едва слышные, но торопливые шаги.

Это была молодая женщина в строгом тёмно-синем костюме. Черты её лица – благородные и слегка обеспокоенные – казались застывшими в какой-то глубокой задумчивости, а тёплый свет ламп в холле заставлял бликовать её каштановые волосы. Она приблизилась, словно боясь опоздать на тот же лифт, и слегка улыбнулась, извиняясь за свою поспешность.

– Разрешите? – спросила она негромко, смотря на меня тёмными глазами, в которых светилась то ли усталость, то ли скрытая надежда.

Я кивнул с вежливым почтением, позволяя ей войти первой, и следом переступил порог лифта. Внутри царила прохладная пустота, подчёркнутая мягким светом. Механизм заскрипел своими внутренними голосами, двери с шипением сомкнулись, отрезая нас от холла и множества взглядов, которые могли бы нас сопровождать.

Мы вдвоём оказались в тесном, но словно отдалённом от реального мира пространстве. Женщина взглянула на ряд кнопок, и её палец легко коснулся надписи «Паркинг», а я, дабы не мешать, просто отступил в сторону. Лифт мягко двинулся вниз, словно корабль, покидающий пристань и скользящий по волнам ежедневной рутины.

Секунды текли томительно: щелчки, проносящиеся этажи… Я уловил слабый аромат духов, который исходил от моей спутницы: запах был тонок и тревожил воображение, словно лёгкая тень, промелькнувшая за полупрозрачной занавесью. Мне захотелось обернуться и увидеть, как она держит руки – быть может, в нервном ожидании; рассмотреть, не дрогнет ли вдруг её взгляд. Но я не смел. Я лишь слушал поступь лифта, спускающего нас к земному уровню, и невольно ощущал, как сердце бьётся в такт этим движениям.

Неожиданно кабина дёрнулась. Лифт замер, словно внезапно пробуждённое существо, утомлённое вечными подъёмами и спусками. Свет слегка мигнул, и мы оба замерли. Что-то в этом месте – в окружении холодных металлических стен, зеркальных панелей и приглушённого освещения – сделалось торжественным и почти страшным.

– Кажется, мы застряли, – озвучила женщина то, о чём мы оба уже знали. Её голос колыхнул тишину.

Я нажал несколько кнопок – без ответа. Дисплей, всегда столь надёжный, погас. Внутренний микрофон, казалось, не работал. И в этой глухой тишине я впервые взглянул ей в глаза без какой-либо внешней причины: было нужно действовать, сообща искать выход, но мне отчего-то хотелось сначала понять, что чувствует она.

Её взгляд был сосредоточен: ни тени паники, но и не холодное спокойствие. Скорее некая отрешённость, будто человек, оказавшийся в давно предопределённой ситуации, которую невозможно изменить. Я ощутил в ней странное величие духа, подобное героиням, что некогда встречались на страницах великих романов о вере и чести.

– Давайте сохраним спокойствие, – заговорил я наконец, чувствуя, как мой голос звучит откуда-то издалека. – Возможно, система обнаружит неисправность, и нас скоро освободят.

Она ответила с печальной улыбкой:

– Когда мы надеемся на кого-то ещё, время растягивается. Но у меня сегодня важная встреча, и я уже опаздываю.

Я подумал: «Все мы, обитатели этой стеклянно-бетонной столицы, беспрестанно опаздываем – к назначенным часам, к назначенным людям, к собственным мечтам…» И в этом мгновении мне показалось, что весь город приостановил своё движение, чтобы дать нам время подумать, время прочувствовать ту бездну вечности, что может заключаться в одной короткой остановке лифта.

– Простите, – сказала она чуть слышно, точно сама перед собой, – я не представилась. Меня зовут София.

Я назвал своё имя – тихо, почти стесняясь этого признания, как будто оно обнажало какую-то глубокую сторону моей души. Взгляды наши пересеклись. Словно две заблудшие искры, в темноте случайно столкнувшиеся, мы начали разговор, в котором уже не было отчуждённости.

София говорила о том, как утро её начиналось: с горьковатого кофе в пустой квартире, со сбивчивых сообщений на телефоне, с тягостного чувства, что день обещает лишь череду трудных решений. Я слушал её, и с каждым словом образ мегаполиса вставал передо мной в более печальных и прекрасных красках. Дома, толпы, улицы, река машин – всё казалось ей безжалостным вихрем, где человек может потерять себя.

– Я устала бежать, – призналась она. – Но ведь чтобы достичь успеха, нужно идти на жертвы. Разве не так?

Её вопрос, обращённый скорее к самой себе, был проникнут таким трагизмом, что я ощутил дрожь в голосе, когда ответил:

– Да, часто мы приносим в жертву то, что нам дорого. Но – стоит ли этот успех той цены, которую мы платим?

София промолчала, но в её глазах промелькнуло нечто близкое к облегчению, будто мои слова отозвались у неё в душе.

Мы оба понимали: это минутное «застревание» стало неожиданной