по стеклу веранды. Может, ещё сутки назад лондонский дождь вызывал у меня лишь лёгкое неудовольствие, а теперь казалось, что он подчёркивает атмосферу мрачной безысходности.

– Вы не имеете права держать меня здесь! Я не связан ни с какими аферами!Внезапно послышались громкие голоса. Я подбежала в холл и увидела, как Бернард Хэмптон спорит со следователем.

– Простите, сэр, но нам нужно выяснить все обстоятельства. Мисс Рэндалл была знакома со многими гостями, кто знает, какие у вас были отношения.

– Бернард, прошу, успокойтесь. Все мы в одинаковом положении.Я сделала шаг вперёд:

Но Хэмптон, сверкнув глазами, сообщил, что он всю ночь переписывался со своим издателем – у него алиби, никаких подозрительных встреч он не назначал. По крайней мере так он утверждал.

Едва успокоившись после этой сцены, я вдруг услышала отчаянный крик из комнаты наверху. Бросилась туда вместе с одним из констеблей. Оказалось, кричала горничная, обнаружив нечто ужасное: в столе мисс Рэндалл (её вещи хранили пока здесь, временно) она нашла конверт с записями и чертежами, а также записку: «Если со мной что-нибудь случится, вините только Дж. М. Он обещал гарантии, но я не верю ни ему, ни его жене».

Это было похоже на предсмертное признание или угрозу разоблачения. И здесь фигурировали инициалы «Дж. М.» – Джон Маршалл? Но что значит «ни ему, ни его жене» – ведь миссис Маршалл тоже могла быть в сговоре или, напротив, могла желать отстранить мисс Рэндалл от семьи любой ценой.

– У нас есть основания подозревать, что мисс Рэндалл была убита, – сказал он, повысив голос, чтобы его слышали все. – Но пока неясно, умышленно ли и кто совершил это преступление. Однако письмо, найденное среди её вещей, и показания нескольких свидетелей позволяют предположить, что ключ к разгадке – в тех самых «финансовых махинациях».К тому моменту особняк окончательно превратился в место расследования. Слуги и гости столпились внизу, ожидая решения: кого арестуют, кого отпустят. Инспектор Дойл приводил каждого к себе в кабинет, задавал вопросы, что-то помечал в блокноте.

Он тяжело посмотрел на мистера Маршалла, стоявшего чуть поодаль с потухшим взором. Тот словно постарел на несколько лет за одну ночь. Миссис Маршалл стояла рядом: вид у неё был бледный, но решительный. Мистер Гарольд держался в тени, понимая, что тоже под подозрением.

– Мы продолжим расследование, опрашивая каждого из присутствующих в доме, – продолжил инспектор. – Пока прошу всех воздержаться от поездок. Это официальное требование следствия.

– Джон, достаточно. Расскажи всё, иначе это кончится катастрофой.И тут миссис Маршалл сделала то, чего, кажется, никто не ожидал.

– Хорошо… Но это долгая история.Я увидела, как мистер Маршалл побелел, словно из него вытянули кровь.

Никто не шелохнулся. Слуги, гости, полицейские – все ждали этого признания. В свете утра, пробивающегося сквозь тяжёлые шторы, мистер Маршалл начал рассказывать об инвестировании, о том, как он искал тайные пути увеличить доход семьи, о бюрократических проверках, которые могли погубить его репутацию. Признался, что просил мисс Рэндалл вложить деньги в их предприятие, взамен предлагая ей «дружескую протекцию» и выход к влиятельным лицам.

– Она была отчаянна, – говорил он, пряча взгляд. – Я обещал ей гарантии, чтобы успокоить, – но не смог сдержать слово: проверка грозила разоблачением, а тогда мисс Рэндалл потеряла бы всё…

– Но этого мало, чтобы убивать человека, – отозвался инспектор.

– Я не убивал её, инспектор. И не знаю, кто это сделал. Последний раз видел мисс Рэндалл, когда она сбежала от меня в саду. Потом за ней побежал Гарольд, а я… – он развёл руками, – уладил дела с гостями.

– Я пытался её догнать, вернуть бумаги, – повторил он свою версию. – Но и я её не убивал! Она упала, потеряла сознание? Или кто-то напал на неё? Я не знаю.Все взгляды обратились к мистеру Гарольду, тот стоял, сжимая шляпу.

Инспектор Дойл прислушался к этим словам и, покачав головой, велел продолжить официальные протоколы, дабы вывести правду на чистую воду. Но атмосфера накалилась донельзя. Теперь и миссис Маршалл, и Гарольд, и даже сам Джон Маршалл становились главными подозреваемыми – у каждого был мотив (деньги, репутация, ревность), и каждый имел возможность оказаться рядом с Руби Рэндалл, когда она покинула приём.

Дом оставался под охраной полиции, лондонский туман заволакивал улицу, а во мне боролись страх и любопытство. Я чувствовала, что до истины ещё далеко. Убийца мог действовать в панике, чтобы избавиться от свидетельницы, или из банальной зависти. А возможно, сама мисс Рэндалл бежала прочь, не справившись с отчаянием, и стала жертвой несчастного случая. Но почерк этой «случайности» слишком уж похож на умысел.

Когда я снова поднялась на чердак – туда, где вчера ещё царила роскошная тайна и панорама ночных огней, – я ощутила, как насквозь пропиталась тревогой. На крыше стояли два констебля, осматривая брусчатку, словно надеялись найти следы борьбы или остатки улик. Небо хмурилось, готовясь пролить новый дождь. Мне показалось, что среди каменных стен и статуй всё ещё эхом звучат голоса вчерашней ночи: «Мне нужны гарантии…», «Будет проверка…», «Я не убивал её…».

Я понимала, что эта история получила поистине трагическое развитие, но конец её ещё не настал. Семейные тайны, финансовая афера, чужие надежды и страхи – всё сплелось в тугой узел, который не так-то просто распутать. Улики вели в разные стороны, а взоры подозрения падали на того или другого.

Я стояла у кромки крыши и смотрела на город. Сквозь мутное утреннее небо смутно светились лондонские улицы, уже не такие очаровательные, как вчера, когда они казались романтичной россыпью огней. Теперь эти огни выглядели холодными, похожими на сотни глаз, взирающих на нас без сочувствия.

Внизу инспектор Дойл продолжал дознание. Острые вопросы сыпались на гостей, каждый из которых, казалось, скрывал что-то своё. Я слышала приглушённую суматоху, отзвуки спешных шагов по мраморным полам, шорох бумаг. А над всем этим, словно призрачный символ, возвышалась мёртвая тишина старой крыши, которая стала свидетелем тайн, предательства и, возможно, рокового решения.

Я не знала, кто окажется убийцей, и хотела лишь, чтобы справедливость восторжествовала. Но интуиция подсказывала мне: до полной правды ещё предстоит долгий путь – может быть, через новые допросы, конфликты и разоблачения. А пока особняк на Беркли-сквер оставался захвачен тенью трагедии, и ночные огни на крыше, когда-то казавшиеся загадочными и прекрасными, теперь обрели зловещий отсвет.

Я обвела взглядом сумрачную панораму: грозовые тучи сгущались над Лондоном, готовясь к проливному дождю. Внизу, в комнатах