семьи была уникальная ситуация, поэтому мой дедушка помогал воспитывать мою сестру и меня. Оливия и я были детьми романа, который никогда не прекращался. Нам не разрешалось быть в жизни нашего отца, и я чувствовала, что он никогда не боролся достаточно сильно, чтобы быть в нашей.

Мой последний разговор с отцом перед его убийством был спором, в котором я сказал ему, что ненавижу его и не хочу иметь с ним ничего общего. Это произошло после многих лет попыток быть в его жизни. С меня хватит. Теперь не проходит и дня, чтобы я не жалел, что не помирился с ним.

— Я был бы очень признателен. Мы не разговаривали восемь лет, — объясняет Джон.

— Что случилось?

— Мы наговорили друг другу ужасных вещей на похоронах ее матери, и я, как и все остальные, винил ее в смерти матери. Она покончила с собой.

Я сердито смотрю на него. Я и в лучшие времена мудак, но даже я не был бы таким холодным.

— Это не ее вина, — быстро говорит он, увидев мою реакцию. — Но она ушла из семьи, веря в это. Ты защитишь ее? Меня не было рядом, чтобы защитить ее, когда она больше всего во мне нуждалась.

От него исходит отчаяние, и что-то в том, что я вижу отца в таком состоянии, затрагивает мое холодное мертвое сердце. Защита даже не пришла мне в голову пока. Но я полагаю, что буду защищать ее, просто окольным путем.

— Да.

— Хорошо.

Я встаю. — Думаю, мы закончили. — Я достаю одну из своих визиток и протягиваю ему.

— Спасибо.

Пришло время наконец получить информацию от Саммер.

Надеюсь, она не слишком сильно ушибла запястья.

Глава 4

Саммер

Я понятия не имею, что происходит.

Или доживу ли я до завтрашнего дня.

Я стою здесь, прикованная к этой чертовой стене, уже Бог знает сколько времени, гадая, что, черт возьми, со мной произойдет.

На стене нет часов, поэтому единственный показатель времени, который у меня есть, — это темнота ночи. Я предполагаю, что это может быть после полуночи или немного позже.

Было уже после семи, когда он — Эрик — похитил меня из коттеджа. Не думаю, что я была без сознания слишком долго, но время, прошедшее с тех пор, как он ушел, должно быть, составляло часы.

Все, что я осознавала, пытаясь освободиться от этого рабства, это его запах, витавший в воздухе. Пахнет сандаловым деревом и мускусом. И как контроль и власть, если бы у них был запах. Каждый запах смешивается и дразнит меня так же, как он.

Он запер меня в этой пустой комнате, в которой, я думаю, он не спит. Кровать без простыней, а дверцы шкафа открыты, показывая пустоту. Единственная ткань вокруг — та, что на жалюзи, так что ничего.

Слева есть ванная комната, в которую я забежала ранее, когда проснулась и пыталась найти путь к спасению. Все, что там было, это кусок мыла на раковине.

Это все, что у меня есть вокруг. Но внутри моей головы я разваливаюсь на части.

Я помню, что сказал мне Эрик перед тем, как уйти, и его колкость в адрес меня.

С тех пор я слышала голоса мужчин, несущих что-то из коридора, и я была на грани нервного срыва, слишком боялась пошевелиться или дышать всякий раз, когда слышала их.

Я не знала, придут ли они сюда и причинят мне боль. Боль, какую мне причиняли раньше. Это было бы хуже в других отношениях, потому что я закована. Тогда рабство, которое держало меня и мешало мне защищать себя, было угрозой того, что случится с моей семьей. Теперь, когда я прошла через это и у меня остались душевные шрамы, я не думаю, что смогу пережить что-то подобное снова.

Последние несколько часов я провела, переключаясь с ужаса за свою жизнь на мысли о том, кем мог бы быть Роберт Карсон.

Каждый раз, когда я вспоминаю его имя, я не могу вспомнить его и не понимаю, как это имя вписывается в то, что уже происходит.

Это не может быть совпадением. Все должно как-то и каким-то образом совпасть. Я просто пока не знаю, как.

Держу пари, что Маркиз знает. Он тот человек, к которому я бы сейчас обратилась за помощью. За исключением того, что он далеко от меня и думает, что я в безопасности в коттедже. Он не свяжется со мной, если у него не будет новостей.

Тяжелый стук ботинок по ту сторону двери заставляет меня подпрыгнуть, и я выпрямляюсь. Я настороже, хотя на моих запястьях синяки. Это явные признаки того, что я пыталась вырваться. Мой пульс учащается, когда поворачивается дверная ручка, и я прижимаюсь к стене, как будто она может меня поглотить.

Хотелось бы, чтобы так было. Там я бы чувствовала себя в большей безопасности.

Когда дверь распахивается и мой взгляд падает на Эрика, я знаю, что не стоит совершать ошибку, испытывая облегчение, но на каком-то уровне это так.

Но это большая ошибка. Он такой же плохой, как и все гангстеры, с которыми я сталкивалась. И та погоня, которую он устроил мне ранее… Я знаю, что это было просто ради забавы.

Мне не нужно знать его дольше, чем я знаю, чтобы понять, что он из тех парней, которые заставят вас думать, что у вас есть надежда, хотя у вас ее никогда не было.

Приковав ко мне взгляд, он входит, неся в одной руке что-то похожее на одежду, а в другой — простыни. Я понимаю, что, по крайней мере, я буду жива, чтобы ими воспользоваться. Но это предположение. Это все, что я делаю — предполагаю.

Он смотрит на меня с тем же суровым выражением, что и раньше, и в отличие от прошлого раза закрывает за собой дверь. Раньше было глупо с моей стороны думать, что я смогу убежать, но я не думала. Я только что проснулась и вспомнила, что он забрал меня. Все, что я хотела сделать, это бороться, чтобы освободиться и использовать любую возможность, чтобы сбежать.

Я все еще хочу этого.

— Скучала по мне, куколка? — говорит он с греховной улыбкой.

Куколка.

Он называл меня так раньше, и я ненавижу это ласковое обращение так же, как и тогда.

— Не называй меня так, — резко говорю я.

Когда его улыбка становится шире, я понимаю, что для него я всего лишь шутка.

— Я буду называть