без бровей и ресниц. А еще он никогда мне не улыбался. Мама присутствовала на первых занятиях, пока я привыкала к незнакомцу. Отец разрешил после того, как я прорыдала весь первый урок, спрятавшись в угол и закрыв лицо руками, лишь бы не видеть этого страшного человека. Мама сказала, что он болеет: каждый год ему приходится употреблять все больше ядовитой крови тварей, чтобы поддерживать свой дар. Мы начали с малого: он учил меня создавать иллюзии цветов и бабочек, потом пушистых котят, и я подумала, что не так уж он и плох, если, как и я, любит котят. Потом-то я поняла, что князь Скилхерд не любил котят. Он вообще никого не любил. Просто так найти общий язык с перепуганной капризулей оказалось легче.

Лесли зашевелился, застонал, и Веела ненадолго замолчала, тревожно глядя на его лицо, но Лейс не пришел в себя: слишком много крови потерял.

— Когда мне исполнилось десять, отец представил меня императору. Нет, конечно, дядю я знала и раньше, но меня, ребенка, никогда не подводили к нему для разговора. Я стояла где-то в одном ряду между чистокровным жеребцом, бриллиантовой диадемой и древней вазой из хрупкого фарфора. Однако теперь на личной аудиенции меня представили как будущую помощницу, надежду империи. Я присела в поклоне и поклялась служить его императорскому величеству. Дядя взял меня за подбородок и заставил поднять на него глаза: я тряслась, смущалась и изучала носки своих туфелек, выглядывающих из-под подола слишком длинного для десятилетнего ребенка платья. «Мой маленький воин», — усмехнулся он, и сразу было понятно, что воином он меня не считает и мою будущую службу не видит полезной. Однако наследницы высоких родов вполне могут сгодиться для другого. «Ты знаешь, у меня три сына, Ивейл, он старше тебя на пять лет. Брайс, он старше на три года. И Фрейн, он почти твой ровесник, старше всего на год. За кого из них ты хочешь пойти замуж?»

Ронан дернулся, как от пощечины. Он привык видеть Вель равной себе, оставившей за порогом Академии все привилегии. Он не давил и не форсировал события, трепетно ухаживал, но знал, что рано или поздно нежная Фиалка может достаться ему. Теперь же между ними прямо на глазах разверзалась пропасть.

Веела не заметила, как сник Ронан, продолжала рассказывать.

— Я звонким голосом ответила: «Ни за кого! Я хочу сама выбирать свою судьбу!» Папа разозлился. Дядя рассмеялся. Он думал, что это лишь блажь, которая пройдет с годами…

— Веела, у нас мало времени. — Я покосилась на бледного до синевы Лесли, хотя саму Вель, кажется, заботило лишь, чтобы Лейс не подслушал ее откровения. — Матримониальные планы его императорского величества действительно так важны?

— Все важно! — воскликнула Веела. — Я не смогу рассказать в другое время, как ты не понимаешь!

У нее было лицо человека на грани отчаяния: прямо сейчас она совершала предательство. Чтобы мы остались в живых, по крайней мере пока, Вель предавала свою семью. И она заслуживала хотя бы возможности высказать все, что у нее на душе, не опасаясь, что ее станут каждую секунду перебивать и торопить. Я кивнула: «Все понимаю. Молчу».

Веела, однако, отложила рассказ о принцах, заговорила о другом.

— Считается, что обучение в Академии должны проходить все одаренные, независимо от происхождения. Это поддерживает доверие к власти, ведь получается, мы все равны перед общей смертельной опасностью, неважно, дочь ли ты князя или сын рыбака.

Веела взглянула на Ронана, в ее измученном взгляде сквозила нежность и тоска по несбыточному. Едва она опустила глаза, как Рон посмотрел на нее с такой же щемящей грустью.

— Однако не все посвященные проходят Тирн-а-Тор. Например, мой отец учился в Академии, но никто не знает, что сейчас развивают дары у молодых наследников рода Ридель и рода Данкель. И никто не знает про меня. Мы не учимся тренировкам на стиках, рукопашному бою и не развиваем физическую силу, нам не придется служить на границе, мы никуда не уйдем из семьи. Будем скрыто служить Императору — и только ему. Но каждый из нас, новичков, в конце обучения должен пройти свой экзамен, доказывающий нашу силу и верность…

Веела запнулась, прежде чем продолжить.

— Ты была моим экзаменом, Алейдис.

— Что? — выдохнула я. — Как? О чем ты говоришь?

Глава 24

— В конце лета отец вызвал меня к себе в кабинет и строго сказал: «Если ты, дочь моя, так упорно сопротивляешься свадьбе с Брайсом и не желаешь спокойной жизни во дворце в качестве матери будущих наследников, послужишь Империи иначе!» — Веела зашла издалека. — Я знала, что на самом деле это последняя попытка повлиять на упрямую дочь. Отец не думал, что я стану так неистово сопротивляться браку, но я, обычно послушная, твердо решила не поддаваться. Я не хотела становиться придатком избалованного самодура Брайса. Народ обожает принцев, они так хороши собой, так умны, так обходительны. После гибели Ивейла Империя погрузилась в глубокий траур. Однако я, как никто, знаю, какие они настоящие…

Веела тряхнула головой, но не стала вдаваться в подробности.

— Отец вздумал меня проучить! А ведь я правда ни дня не жила одна, не умела заплести косу, сама одеться: все делали служанки. Аля, ты увидела перед собой перепуганную девчонку, а я не играла — я действительно умирала от ужаса.

Вот потому я так легко поверила ей: Веела оставалась собой, капризной аристократочкой-неумехой, и в то же время она выполняла задание Императора. Ее слезы, ее физическая слабость, ее истерики — все было подлинным.

Ронан не проронил ни слова, погруженный в тяжелые размышления, а я, хоть и обещала молчать, снова не сдержалась:

— Так, погоди! Ректор знал, кто ты?

— Он знал, кто я, ему сказали, что в Академии я должна окрепнуть и научиться самостоятельности, и, конечно, ни слова о моей истинной цели. Я специально подсела к тебе в первый день, чтобы познакомиться, хотя я и представить не могла, что ты возьмешься опекать аристократку, которая станет помехой на испытании. Я была уверена, что в лабиринте мне ничто не грозит, и чуть не погибла в первый же день! А вы с Ронаном меня спасли. Это стало для меня потрясением!

Веела задумчиво прикусила губу и добавила:

— Хотя теперь я не сомневаюсь: мне не грозила опасность. Отец хотел напугать, проучить. Все могло быть не настоящим, как