Насколько я помнила по рассказам эдора Ойдохи, да и остальных местных, герцогское поместье находилось в самом конце земель. То есть мы должны будем проехать все три деревни, прежде чем окажемся рядом с герцогским домом.

Изначально я не планировала инспекции и длительные остановки. Лишь небольшие — для возвращения местных, едущих со мной, водопоя, чтобы чуть перевести дух.

Быстрее бы уже доехать, отдохнуть, распределить ресурсы и только потом начинать расспросы. Но, как известно, хочешь рассмешить бога — расскажи ему о своих планах.

— Мама!

Раздавшийся детский крик словно пробудил вулкан…

Конечно, нашу кавалькаду из карет и телег только бы слепой не заметил. Нас встречали, да, но вот такого я не ожидала вовсе.

— Мамочка! Папа!

Детское разноголосье меня, кажется, добило.

— Это что же, они уехали строить новую жизнь, оставив своих детей здесь? — тихо спросила Люси.

Я потребовала остановить карету.

— Ты не о том спрашиваешь, Люси, — возразила Интена. — Никто из них и слова не сказал о своих детях. Ни единого.

И вот тут она была абсолютно права. Потому меня так и перекосило, потому меня и накрыло. Мы ехали без малого два вехима! А ведь до этого переселенцы проделали такой же путь, еще и в Придорожье были прилично времени. Но никто из этих баб и мужиков ни разу не заявил о том, что у них есть дети.

Я не видела ничего странного в том, что взрослые, уезжая в города работать, искать новое жилье, на время оставляли детей на родителей в деревнях. Так бывало. Да что там… Бывало, что всю жизнь служили вдалеке и детей вовсе не видели долгие годы. Но вот посылки отправляли, передачки, деньги…

А тут — ничего, никаких упоминаний о подобных планах. Какое там… Даже мое предложение купить необходимое в их дома (разумеется, с последующей отработкой) никак не проявило того, что они заботились о ком-то, кроме себя. Понятно, что о сладостях вряд ли бы кто подумал (хотя тоже не факт, леденцы в продаже имелись, петушки на палочках, засахаренные фрукты), но вот ткань на одежку, ленты там пестрые в волосы дочкам…

Застыв, считай, посреди дороги, я смотрела на то, как три бабы, стоя на коленях, прижимали к себе чумазых и таких худых детей, и у меня мушки перед глазами плясали.

Людей-то в этой деревеньке оказалось не так, чтобы много. И почти все — либо дети, либо старые люди! Лишь парочка молодух нашлась, и тоже неясно было, в чем душа-то держится! Худые были неимоверно!

— Тирхан, простите меня за просьбу, но я не могу ее не озвучить… Их нужно осмотреть, всех. А лекарь у нас только Вы.

— Ваша светлость, я не откажусь помочь несчастным.

Я просто не могла понять происходящего. Земли — богатые. Люди — худые. Мало того — на них было оказано весьма жесткое ментальное влияние. Ведь эти женщины явно не сами про детей-то забыли! Сейчас вот точно вспомнили, рыдают, голосят. Но до того…

Чертовщина какая-то! И в ней необходимо разобраться.

— Ваша светлость! Ваша светлость! — кинулась ко мне одна из женщин, которая ехала со мной из Придорожья. — Ваша светлость, пустите нас вперед. В Глиняшках дочь моя. Три хода ей всего!

— И меня, Ваша светлость! В Муранках сынок! Мочи моей ждать нет…

— Аррияш! — позвала я своего капитана.

Впрочем, он уже рядом был. Бледный, в глазах не паника, нет, но здоровое недоумение и решительность.

— Собери всех, кто в соседние деревни немедленно ехать желает, отправь с ними солдат и дай телегу. Мы пока остаемся в Адузовцах, нужно осмотреть людей и понять, что происходит, — последнее сказала так, что слышал только он, да еще Тирхан.

— Я все устрою, Ваша светлость. Подождите, пожалуйста, в карете.

Я не стала спорить, поняла, что для моей безопасности просит пока посидеть в карете. Хотя была уверена, что на моей земле мне никто вред причинить не сможет, даже если очень захочет.

Но эту мысль оставила при себе.

Пока я сидела в карете с Люси и Интеной, пыталась хоть как-то понять происходящее. Складывалось впечатление, что этим людям то ли воспоминания заменили, то ли ложную личность выстроили. Второе казалось запредельным. Однако факты…

Получалось, что уезжали они из деревни с намерением вернуться, а может, и вовсе собирались только к эдору Ойдохе, что в трех днях пути от этой деревни. А в итоге совершенно забыли о том, что их ждут. И вообще о себе забыли, зато помнили о том, что тут нельзя жить, место гиблое, плохое…

Я вздохнула и потерла переносицу. То, что люди худые, мне отчасти было понятно. Большинство рабочих рук уехало, кому заниматься хозяйством? Старухам или детям, старшему из которых, дай бог, восемь лет?

Но будь на землях голодно, к нашему возвращению тут бы все вымерли. Видимо, выход все же нашелся… Пусть не в полном объеме, однако вон та худая девушка совершенно точно взяла заботу обо всех детях на себя. И дедок, который оглядывал телеги и хлопал по плечам мужиков, потрясенно взирающих на своих же детей.

Опять же почему в соседнюю деревню не обратились? В конце концов, не скучковались где-то в одном месте? Раз по всем деревням такая ситуация с рабочими руками? Или у меня земли просто не особо обитаемые? Пока я насчитала лишь десять домов. И примерно тридцать человек… Негусто, совсем не густо.

Я не понимаю. Я просто ничего не понимаю! Но разберусь. Непременно.

К тому моменту, когда люди более-менее угомонились, а большую часть бывших переселенцев отправили на телеге в соседние деревни, за мной пришел Аррияш и тот самый дедок, которого я заприметила ранее.

Чуть ли не с поклонами меня и моих девочек проводили в самый большой дом, я бы сказала, самый добротный. Естественно, я сразу решила, что эти хоромы принадлежат старосте, и не ошиблась.

Как и в том, что дедок этим старостой и оказался.

— Севрим я, Ваша светлость, — произнес дедок, когда наконец закончились расшаркивания, и меня усадили за крепкий стол. — Почитай, шестьдесят ходов здесь живу. Сами видите, худо живем…

— То, что худо — вижу, — мрачно согласилась с ним. — А отчего, понять не могу. Земли-то богатые…

Я не успела продолжить свою мысль, потому что меня резко перебили, уставившись, как на чудо чудное.

— Богатые? — неверяще переспросил Севрим.

И тут, каюсь, я струхнула… Если и он сейчас скажет, что кругом камни и голая земля (крокодил не ловится, не растёт кокос), и