удобно облокотился на ограду. Второй еще не дорос. Ему удалось только положить на ограду свои пухлые ручонки и уткнуться в них подбородком... В картине преобладали яркие тона. Желтая, синяя и зеленая краски одежд подчеркивали ярко-красный отворот мантии Сикста и алое платье женщины, пламенем горящее на фоне бело-голубых облаков. Но контрастность всех этих цветов с гениальным мастерством сглаживалась дополнительными оттенками, которые объединяли все в единое гармоничное и благородное целое.

Никаких внешних эффектов не было в необычайной картине, но, несмотря на это, она захватывала, покоряла и подчиняла себе каждого. Как величайшей чести, добивались солдаты права на охрану спасенного сокровища.

Это была всемирно известная «Сикстинская мадонна» Рафаэля...

В 1483 году, когда молодой Леонардо да Винчи, покинув прекрасную Флоренцию, заканчивал свой первый год при миланском дворе, а восьмилетний Микеланджело Буонарроти еще зубрил латынь и терпел учительские колотушки в флорентийской школе, — у художника Джованни Санти и его жены Маджи родился сын.

Семья Санти исстари рождала художников. Новорожденному Рафаэлю суждено было стать пятым по счету.

Джованни Санти жил в городе Урбино — резиденции герцога Гвидобальдо Монтефельтро. Герцог любил искусство и развлечения. Джованни понимал толк и в том и в другом. Поэтому художника ласково принимали в замке, поручали ему придумывать пышные праздники и закупать для герцогской коллекции произведения искусства. Маленький Рафаэль часто сопровождал отца. Он любовался яркими картинами в тяжелых золотых рамах, касался рукой холодного мрамора статуй. Иногда, спрятавшись в каком-нибудь уголке, он слушал концерты.

Он рос среди искусств. Но самым дорогим была и оставалась для него живопись. Восьмилетним мальчиком он носил кисти и горшочки с красками в церковь, где его отец писал фрески. Джованни учил сына рисовать, объяснял ему законы перспективы и гармонии цветов и, видя необыкновенные способности Рафаэля, мечтал сделать его своим преемником. Но судьба решила иначе. Внезапно умерла Маджа, через несколько лет скончался и сам Джованни. Одиннадцатилетний Рафаэль остался круглым сиротой. Несколько лет он проучился у одного из друзей отца. А в 1500 году, когда ему исполнилось семнадцать лет, он попал в мастерскую знаменитого художника Пьетро Ваннуччи, по прозванию Перуджино, и надолго покинул родной Урбино ради красивой и оживленной Перуджи — столицы Умбрии.

У Перуджино было множество учеников. Но громадный талант Рафаэля сразу поставил его на первое место. Вместе с учителем он начал работать над росписью потолка в здании Совета корпорации банкиров.

Любовь к живописи, родившаяся словно вместе с ним, поглощала юношу всецело. В свободное время он бродил с альбомом по крутым улицам Перуджи и оливковым рощам ее окрестностей. Он рисовал старинные здания, стройные колонны, увитые розами, людей, занятых повседневными делами, и веселых ребятишек, игравших у порогов домов. Здесь, в Перудже, он создал и прекрасную «Мадонну Конестабиле» (так картину стали называть по имени ее последнего владельца), которая теперь украшает Ленинградский Государственный Эрмитаж. Здесь же, после отъезда учителя, Рафаэль открыл свою собственную мастерскую и, уже прославленный своими первыми картинами, получил множество заказов.

Но Перуджа была мала для его размаха. Он прожил там недолго. Вскоре восхищенный художник любовался с холма Фьезоле великолепными палаццо богатой Флоренции — центра искусства и науки. Среди шумной восторженной толпы он стоял затаив дыхание перед чудесными картинами Леонардо и Микеланджело на выставке в Синьории. Начался так называемый флорентийский период жизни Рафаэля, давший миру целый ряд различных мадонн. И хотя тема матери с ребенком, тема материнства, была самой любимой и близкой для Рафаэля, все его мадонны разные.

Иногда Мария изображена только с младенцем, иногда рядом с ними стоит еще маленький Иоанн, а бывают группы в шесть-семь фигур.

Почти четыре года провел Рафаэль во Флоренции. Гениальность двадцатипятилетнего художника, успевшего уже написать более пятидесяти картин, была признана всей Италией. И в 1508 году папа Юлий II вызвал его в Рим, вместе с другими прославленными мастерами, расписывать залы Ватикана.

РАФАЭЛЬ. Сикстинская мадонна.

ПОД СВОДАМИ ВАТИКАНА

Художники и скульпторы съезжались в Рим не только со всей Италии, но и из других стран. Одних влекли великие памятники прошлого, другие надеялись получить работу при папском дворе. Ватиканский дворец венчал собой один из семи холмов, на которых раскинулся Рим. Рядом с ним, на месте разрушенной по повелению папы церкви, архитектор Браманте строил собор святого Петра. А в Сикстинской капелле, запершись от всех, суровый и неприветливый, создавал свою громадную фреску гениальный Микеланджело.

В Риме Рафаэль увидел все, о чем слышал, читал и мечтал. Возвышались развалины Колизея, императорских дворцов и триумфальных арок. Грандиозные аркады древних водопроводов продолжали снабжать водой жителей «Вечного города», и уже начинались раскопки среди заросших травой и кустарниками сооружений Форума.

Если бы двадцатипятилетний юноша, скромно, но со вкусом одетый, который любовался величественным в своей простоте Пантеоном, мог заглянуть в будущее, он увидел бы сотни людей, идущих почтить память его, Рафаэля, к могиле в этом самом здании. Славе гениального художника суждено было сравняться со славой древнего архитектора...

Многочисленные памятники античности произвели громадное впечатление на молодого художника. Они обогатили его талант, они стали отчасти причиной того, что искусство Рафаэля достигло в Риме расцвета, совершенства и признания.

Вместе со своим бывшим учителем Перуджино и другими художниками Рафаэль приступил к росписи помещений второго этажа Ватикана. Он начал с так называемой станцы делла Синьятура — зала подписей, — где папа подписывал бумаги. Фрескам делла Синьятура полагалось прославлять религию, философию, поэзию и правосудие.

Задача была нелегкой. Многочисленные окна и двери прорезывали стены, а сводчатые потолки заставляли делать верх росписей обязательно полукруглым.

Гениальная кисть Рафаэля блестяще выполнила задание, слив воедино архитектуру с живописью. В великолепной фреске «Афинская школа», прославляющей философию, невозможно различить, где своды Ватикана переходят в своды изображенного храма науки. Площадка с лестницей кажется продолжением станц. Зритель чувствует себя как бы участником собрания величайших философов и ученых разных времен в этом царстве мудрости и торжества человеческого разума.

Пышно украшенный сводчатый потолок опирается на мраморные стены. В нишах стоят античные статуи богини Афины и покровителя искусств Аполлона.

Перспективное уменьшение сводов и опор создает полную иллюзию пространства и глубины.

Как и в «Тайной вечере» Леонардо, все в фреске «Афинская школа» основано на точном математическом расчете. Впечатление пространства усиливается более ярким освещением в глубине… Освещенные поверхности в сводах сменяются затененными, выделяя самое существенное и создавая фон для исполненных достоинства и благородства центральных фигур Платона и Аристотеля.

Философы держат в руках написанные ими книги. Рука Платона указывает на небо как