яхта вошла в канал, прорытый от берега моря до самого дворца. Еще ни одна резиденция в мире не знала такого въезда. Море как бы подступало к дворцу, горделиво высившемуся на краю обрыва, но еще не законченному. Не достроены были и каменные лестницы, которые спускались по уступу в парк, где садовники распоряжались посадкой привезенных из-за границы цветов, а фонтанные мастера наблюдали за прокладкой деревянных труб. Сам Петр обследовал местность, чтобы найти источники воды для фонтанов. В двадцати километрах от моря множество родников рождали бежавшие под уклон речки и ручьи. Оттуда и прокладывали фонтанный водопровод. «Адама» и «Еву» Петр нашел в аллее. Бассейны, где они должны были стоять, еще не были готовы. Приложив руку к груди, Адам смотрел на небо, а его юная подруга с длинными, распущенными волосами словно задумалась в ожидании близкой разлуки. Статуи предназначались для фонтанов в разных концах сада. Петр торопил строителей. Ему хотелось поскорее увидеть свой Петергоф завершенным.

В 1723 году, когда фонтаны наконец забили, уже нельзя было подойти на яхте к самому дворцу. Каменные лестницы превратились в уступы каскадов. По ним сплошной прозрачной пеленой сбегала в канал вода. С каждой ступени били вверх и разлетались легкими радужными брызгами тонкие высокие струи. Между ними спускалась вниз торжественная процессия сверкающих на солнце свинцовых золоченых статуй древних богов и героев.

Аллеи, которые лучами расходились в разные стороны от каскада, замыкались пышными водяными букетами. Там, среди серебряных брызг, встали и прародители человечества Адам и Ева.

А внизу, в самом центре, у подножия каскада и дворца, вода с шумом и пеной падала в широкий бассейн, прозванный «ковшом», вокруг фигуры силача Самсона. Его могучие руки раздирали пасть льва, из которой взлетал к небу мощный фонтан, а по краям бассейна два бойца метали друг в друга струи, похожие на скрещенные мечи.

Эта статуя должна была увековечить торжество России над Швецией и выход к берегам Балтийского моря. Петру не довелось увидеть Самсона, созданного из свинца талантливым скульптором Карло Растрелли — отцом знаменитого зодчего. Легендарный библейский герой, растерзавший льва, как козленка, встал на свое место только двенадцать лет спустя, когда Петра уже не было в живых, а всеми работами в Петергофе заправлял молодой зодчий Михаил Земцов.

СМЕНА БОГОВ. Богам свойственно стареть и приходить в негодность. Особенно тем, которые сделаны из свинца.

Шли годы. Скульптуры Большого каскада постепенно разрушались. Непрочный, мягкий свинец давал трещины, статуи беспомощно кривились, теряли форму. Время изуродовало их так, что нельзя было даже снять с них слепки, чтобы изготовить новые.

В один из осенних дней 1799 года, когда листва парка пылала золотом и багрянцем, по аллее к каскаду шла группа людей. Среди них выделялся человек лет шестидесяти, в парике, уже выходившем из моды, с округлым, приятным лицом. Слегка прищурив от осеннего солнца умные, чуть насмешливые глаза, он издали всматривался в статуи каскада. Фонтаны молчали. Лишенные блистающего водяного покрывала боги уныло являли взору изуродованные торсы и кривые ноги.

Но вдруг по ступеням начала медленно скользить водяная пелена.

Невысоко, робко взвилась струя из пасти льва, радугой вспыхнули искрометные мечи бойцов. Выше и выше поднимались брызги, нарастал серебряный звон воды.

Фонтаны были только что пущены. Их пустили именно ради тех людей, которые шли по аллее, — скульпторов, которые должны были создать новые статуи взамен обветшавших. Садовники и фонтанщики с любопытством всматривались в лица необычных гостей. Им не раз приходилось слышать имя старшего из них — Федота Ивановича Шубина.

Крестьянин Федот Шубной родился в том далеком северном поселке, который дал миру Ломоносова. Вся семья Шубных славилась умелой резьбой по моржовой кости, резчиком был и юный Федот. И он, как когда-то Ломоносов, пешком ушел из Холмогор за обозом, взяв на дорогу мешок ржаных сухарей. Двадцать суток по льду замерзших озер, через леса и завьюженные поля пробирался обоз до Петербурга. Знаменитый земляк Федота, Ломоносов, устроил юношу истопником во дворец, а потом учеником в Академию художеств. Молодому помору выдали форменную одежду и стали писать его уже не Шубным, а Шубиным.

Он окончил академию с блеском, несколько лет провел в Париже и Риме, удостоился звания почетного члена Болонской академии. А Архангельская губернская канцелярия все еще продолжала числить в беглых крестьянина Федота, сына Ивана Шубного...

Шубин прославился как мастер скульптурного портрета. Это искусство не пользовалось особым почетом в Петербургской академии. Там больше занимались статуями античных богов и героев. Но Шубин шел своей дорогой, никому не подражая. Из-под его резца выходили удивительные по меткости и смелости скульптуры. Живыми казались надменный Орлов, умный, но ленивый и ожиревший канцлер князь Безбородко, пресыщенный роскошью и властью всесильный любимец Екатерины II Потемкин и безобразный, полубезумный император Павел.

Шубин не льстил своим заказчикам, не старался приукрасить их. Заказчики были не слишком довольны его беспощадной правдивостью, платили не очень щедро, и к шестидесяти годам скульптор, обремененный многочисленной семьей, был совершенно измучен нуждой и заботами. Только недавно академия предоставила ему платное место профессора, а теперь он получил предложение работать над новой скульптурой для Большого каскада. С неохотой принял это предложение старый скульптор. Мифологические герои никогда его не привлекали. Но сейчас, в аллее Петергофского парка, он не жалел о своем согласии. Так хорош был каскад, так играли в радуге водяных струй даже эти ветхие свинцовые статуи...

Любовались красотой каскада и спутники Шубина — задумчивый, с тонкими чертами лица Феодосий Федорович Щедрин, которому предстояло через десяток с небольшим лет создать нимф Адмиралтейства; живой, энергичный Иван Прокофьевич Прокофьев и гордость академии — Михаил Иванович Козловский. Несмотря на свои еще далеко не старые годы, он успел уже воспитать не одного талантливого скульптора.

Лицо Козловского было полно оживления. В его голове всегда роились широкие замыслы и разнообразные планы. Только недавно Козловский задумал работу над проектом статуи Суворова — героя блестящих побед в Итальянском походе лета 1799 года... И при виде старого Самсона глаза скульптора загорелись. Самсон — тоже памятник победы, образ героя-победителя. Суворов и Самсон стали казаться Козловскому частями одного грандиозного замысла — замысла создания памятника русской славы. . .

Долго стояли скульпторы у подножия каскада. Они обходили его со всех сторон, поднимались и спускались вдоль каскадных уступов, всматривались в силуэты статуй и причудливые рисунки фонтанных струй. Иногда они молчали, думая каждый о своем, иногда оживленно обменивались мнениями.

Работа над новой, бронзовой скульптурой для Большого каскада началась...

* * *

Козловскому не хотелось