Игорю. Тот стоял рядом, чуть сгорбившись, и его плечи дрожали, но не от холода, а от чего-то другого, скрытого под кожей. Лена что-то тихо сказала и голос её, хоть и не долетел до Марины, резанул воздух, будто пенопласт по стеклу. Игорь кивнул, медленно, как марионетка, и опустился на колени перед могилой.

Марина сжала губы, чувствуя, как горло сдавливает тошнота. Она хотела крикнуть, броситься туда, но ноги её не слушались, приросли к земле, как корни старого дуба. Игорь начал копать прямо голыми руками, жадно, вгрызаясь в почву, словно зверь, почуявший добычу. Земля летела в стороны, чёрная, влажная, с комьями, падавшими с глухим звуком. Его пальцы пачкались, ногти ломались, но он не останавливался, и скоро из ямы показалась зелёная ткань с пятнами плесени. Марина моргнула, не веря глазам. Это была грязная старая рубаха. А под ней — тело.

В могиле лежал старик, смуглый, лысый, с кожей, сморщенной и потемневшей, как кора сгнившего дерева. Его руки раскинулись в стороны, будто он загорал на пляже, а рот приоткрылся и обнажил редкие зубы, жёлтые и кривые. Глаза, белёсые, мутные, как варёные яйца, смотрели в небо, в них не было жизни, только пустота и застывшее вечное ожидание. Игорь рывком выдернул покойника наружу и тело шлёпнулось на землю с влажным звуком, от которого у Марины свело желудок. Она прижала ладонь ко рту, сдерживая рвотный позыв, но запах — сладковатый, гнилостный, с ноткой сырости — уже пробился к ней и окутал словно дым.

Лена стояла рядом, скрестив руки, и смотрела на Игоря с холодным любопытством, как учёный на подопытного зверя. Она наклонилась, быстрыми, резкими движениями начертила на земле круг, оставляя в грязи знаки, похожие на когтистые лапы. Луна выглянула из-за облаков, и линии круга вдруг блеснули, словно на них падал не свет, а тень. Игорь, не глядя по сторонам, потянулся к мертвецу, схватил его за синевато-коричневую ногу, с отслаивающейся лоскутами кожей и поднёс к своему лицу. Марина ахнула, тихо, почти беззвучно, но звук застрял в горле, как кость.

Игорь начал есть. Его зубы вгрызлись в плоть, оторвав кусок большого пальца с сухим и резким хрустом, словно ломающийся сучок. Длинная вязкая слюна стекала с подбородка, капала на землю, смешивалась с грязью, а он причмокивал и обсасывал палец, словно это было куриное крыло из забегаловки. Глаза его, обычно живые, тёплые, были пустыми, остекленевшими, будто в них выключили свет. Он жевал, глотал, и каждый следующий звук, влажный и чавкающий, отдавался в ушах Марины, как удар молотка по вискам. Она попятилась, споткнулась о корень и рухнула на колени, вцепившись в холодную и скользкую траву.

— Нет… нет… — шептала она, но голос её дрожал, срывался, растворялся в шуме ветра. Это был не Игорь. Не её Игорь. Это было что-то другое, что-то, занявшее его тело, его руки, его рот. Она хотела закричать, но горло сжалось, и вместо крика вырвался только хрип.

Старик в зелёной рубахе шевельнулся. Сначала медленно, едва заметно, пальцы его дрогнули, как ветки на ветру, а потом в сторону качнулась голова. Бельма закатились и скосились на Лену. Брови, тонкие, седые, приподнялись, будто покойник удивился. Кончик языка коричневый, сморщенный, как высохший гриб, высунулся изо рта и лизнул губы, оставив влажный след. Марина замерла, чувствуя, как холод пробирает кости, как ноги становятся ватными. В голове была только одна мысль: он же не может двигаться, он же мёртв. Но... он смотрел.

Лена встретила его холодный, как лёд, взгляд и качнула головой, коротко и резко, словно отдала приказ. Старик отвернулся, уставился в небо, но рот его открылся ещё шире, и оттуда показались опарыши, белые, жирные, копошащиеся, как черви в гнилом яблоке. Они выползали на подбородок, падали на землю, и звук их шуршания, тихий, липкий, смешался с причмокиванием Игоря. Марина зажала рот обеими руками, чувствуя, как тошнота подступает к горлу и как желудок сворачивается в комок.

Лена же в это время шагнула к кругу, встала в центр, и знаки под её ногами блеснули ярче, словно оживились. Она подняла руки, и воздух вокруг задрожал, стал гуще, тяжелее, словно перед грозой. Игорь оторвал палец от ступни мертвеца с громким и влажным хрустом, и поднял голову, глупо улыбаясь. По подбородку его потекло что-то гадкое. Лена указала на левую руку старика, и он, как пёс на поводке, пополз туда, оставляя на земле следы от колен. Старик сжал кулак, ударив Игоря в грудь слабым, но точным тычком, на что последний зарычал, схватил кисть покойника, закинул свои ноги на мёртвое тело и рванул локоть. Кости хрустнули, сухожилия порвались и рука деда оторвалась, оставшись в руках парня, как тряпка.

Марина не выдержала. Она упала на землю, лицом в грязь и её стало выворачивать наизнанку, тихо, судорожно, пока слёзы жгли глаза. Запах рвоты смешался с гнилью, с кровью, с сыростью, Марина задыхалась, хватая ртом воздух, пропитанный смертью. Игорь пнул мертвеца в рёбра, протянул Лене оторванную руку, и та указала на кисть. Он выгрыз средний палец, облизал его, сунул в карман, а потом стянул с остатков массивный перстень, с красным камнем, вросшим в кожу. Лена взяла его, надела себе на палец, сжала кулак и в тот же миг вокруг неё вспыхнуло розовое свечение, электрическое и шипящее.

Марина подняла голову и мир поплыл перед глазами. Рядом с Леной стояла ещё одна фигура. Она была прозрачной, даже призрачной, но точно такой же, как настоящая, реальная блондинка. Двойник. Или сестра. Или тень. Игорь тоже был удивлён. И пока он переводил взгляд с одной фигуры на другую, на ноги, шатаясь, поднялся мертвец с розовой яростью в бельмах и ударил его по затылку оторванной рукой. Парень рухнул в могилу, а старик уставился на Лену, шипя и чертя знаки в воздухе.

Марина больше не могла на это смотреть. Она поползла назад, в кусты, чувствуя, как земля липнет к рукам, как ноги дрожат, как разум тонет в ужасе. Это был не сон. Это было хуже.

Глава 4: Голоса

Ночь над Клинцовкой сгущалась, становилась плотнее, напоминая чернила, разлитые по небу и стекающие вниз тяжёлыми каплями. Лес за погостом стоял неподвижно, его ветви, кривые и голые, цеплялись за облака, будто пытались удержать луну, ускользающую в туман. Воздух был сырым, пропитанным запахом земли и гнили, с привкусом металла, витавшим над могилами. Старое кладбище затихло после ритуала,