Стремительно советские бойцы ворвались на станцию, стреляя на ходу во всех, кто выжил и метался среди почерневших от гари облупленных стен. В ход шли винтовки, приклады, ножи. В своей справедливой ярости бойцы Шураха были безжалостны, добивая врагов стремительно и жестоко. Немцы даже не пытались сопротивляться, некоторые поднимали руки, чтобы сдаться в плен, умоляя оставить им жизнь, но в ответ получили пулю прямо в грудь.

Мгновенный штурм, крики десятков людей, выстрелы в сизой гари — и бой затих. Советский бойцы взяли станцию, ликвидировали всю охрану, выполнив поставленную боевую задачу — прикрыть работу минеров во время закладки взрывчатки на железной дороге.

Диверсия прошла успешно, противник был повержен — мертвые и умирающие от ран фашисты лежали на полу станции, висели в окнах, так и не выбравшись в узкие бойницы. Такая же картина была и на насыпи в полукилометре от железнодорожного пункта — море из обгоревших тел шевелилось, стонало, кричало от боли.

Но капитан Шубин, который уже успел добраться до пригорка, равнодушно осмотрел периметр, заполненный окровавленными телами.

Младший сержант Грушин оглянулся на него:

— Что дальше, товарищ капитан? Уходим в лес?

Но Глеб уже торопился совсем в другую сторону — к станции. Из чащи показался на несколько секунд сержант Забородько:

— Товарищ капитан, отступаем по плану?

Капитан Шубин прислушивался к звукам на станции. Он успел уловить звуки взрыва, перед тем как сработало минирование поезда, и теперь хотел знать, что произошло с отрядом Шураха, не нужна ли бойцам помощь. Но армейская выучка не давала нарушить приказ и продуманный план, поэтому он приказал своим минерам:

— Уходим в лесополосу через дорогу, в точку, которую я вам обозначил на карте. За старшего — сержант Забородько. Я буду позже, проверю, что происходит сейчас на станции.

Глава 10

Капитан Шубин твердо решил: нет, он не может просто уйти в безопасное место, не узнав, как прошел штурм железнодорожной станции. Замыслы их пошли не по плану, а значит, и итог действий отряда Павла Шураха мог сложиться не как было задумано изначально. Что, если бойцам нужна подмога?

Потому разведчик наметил себе: он проверит обстановку на станции, пока его подчиненные направляются в намеченное укрытие; единолично рискнет, попробовав узнать судьбу отряда. А минеры, которые выполнили свою часть боевой задачи, теперь могут, как и планировалось, пробраться по территории два километра на запад, где стояли защитные полосы из деревьев, а между ними зияли черные, влажные балки. В этом провале и было намечено дожидаться атаки советских сил, здесь им предстояло провести сутки, а затем, после передышки, присоединиться к наступлению Красной армии и принять участие уже в открытых боях по освобождению Одессы.

Вдруг минеры остановились, никто и не думал уходить подальше от места диверсии в безопасное убежище. Наоборот, сержант Виктор Шайдаров нахмурил густые смоляные брови и сказал:

— Мы идем с вами на станцию.

Его поддержал Всеволод Грушин:

— Да, там наши товарищи. Мы их не бросим в беде. Если нужна помощь, то сделаем все, что понадобится.

По их твердым взглядам и хмурым лицам разведчик сразу понял — спорить бесполезно. Ребята и правда, несмотря на усталость после проведенной тяжелой операции, готовы спешить на станцию, чтобы поддержать своих боевых товарищей.

Поэтому капитан Шубин лишь уточнил:

— Оборудование взрывное убрали? Раненых нет?

— Так точно, — сразу отреагировал сержант Забородько.

Они успели уже собрать динамомашину в специальный холщовый мешок. И теперь готовы были выдвигаться налегке, сейчас, без тяжелого груза из снарядов, действовать отряду гораздо проще. Важнее всего было убедиться в том, что штурмовое подразделение отряда не попало в беду. Хотя вооружение у бойцов Шубина было неважное — несколько винтовок, настроены они были решительно.

— По первому приказу отступаем по плану, — предупредил своих минеров капитан Шубин уже на ходу.

Бойцы его слышали, вот только не тратили силы на ответы или вопросы. Они уже со всех ног спешили по окраине разрушенного участка к станции. Как и Глеб, каждый из них задавался вопросом, что случилось там, как прошел штурм? Ведь ребята вынуждены были держать свой натиск дольше, чем было запланировано. А каждая минута штурма могла уносить чью-то жизнь.

За спиной диверсанты оставили жуткую картину. После взрыва посреди искореженного металла корчились раненые немцы; больше половины вагонов состава сошли с рельсов, превратившись в огромную груду из железа, дерева и человеческих тел; пламя от взрыва полыхало невысоким костром, поднимаясь все выше, и черный едкий дым от него растекался между деревьями. Все, кто смог выбраться из-под обломков, были ошарашены неожиданным нападением, поэтому даже среди спасенных царил хаос. Живые не обращали внимания на раненых, метались среди руин, что остались от поезда. Кто-то в ужасе спасался бегством, а многие просто сидели и лежали, даже не пытаясь отойти подальше от места взрыва. Ударная волна оглушила фашистов, лишила слуха, превратив в безвольные куклы. Никто даже и не думал преследовать диверсионный отряд, тысячи рядовых и офицеров были сломлены и мгновенно превратились из воинственной дисциплинированной армии в большую толпу.

Однако у советских бойцов их крики и суета не вызывали сочувствия или желания продолжить расправу над поверженным врагом, минерам во главе с капитаном Шубиным было не до того. Они спешили к своим боевым товарищам, опасаясь, что те попали в беду.

И уже через пару минут их тревога была оправдана: на краю леса подразделение минеров столкнулось с штурмовым отрядом; на куске брезента ребята несли своего уже мертвого командира капитана Павла Шураха.

При виде разбитого, изуродованного взрывом тела и лица Павла у капитана Шубина дрогнуло сердце. Все-таки не зря сработала его интуиция, на станции во время штурма произошло несчастье! Отряд потерял своего командира.

Расспрашивать ребят о том, что случилось, Глеб не стал. И без того тяжело им, по черным от горя лицам он видел, что каждый потрясен неожиданной утратой.

Рядом не сдержал крик Олег Смолов:

— Нет, нет!

Остальным удалось не выдать своих чувств, хотя каждый внутри испытывал скорбь. Для всех бойцов в отряде Павел был не чужим человеком или просто командиром. Он стал за время службы как родной отец — мудрый, заботливый и надежный.

Поэтому обратно к мотоциклам группа пробиралась в гробовом молчании. Парни переживали боль от потери молча, потому что понимали — кругом война, они в центре боевых действий, и нет времени даже горевать.

Однако при виде фашистов, некоторые из которых еще были живы, самый младший из диверсионной группы, Олег Смолов, не выдержал, сорвался в крик