Его окружили мужчины с автоматами на груди — высокие, мощные, в военной форме, на которой красовались нашивки и эмблемы СС. Они внимательно рассматривали выжившего. На их лицах было написано недоверие.

— Эй, назови свое имя и звание.

— Ефрейтор Цайхель, командир стрелкового отделения Вермахта 131с, господин офицер! — Эти слова советский офицер выпалил на одном дыхании, чтобы не выдать, что все данные были придуманы только что. Его уверенный тон и немецкая речь без всякого акцента сделали свое дело, суровые лица подобрели, а в глазах вместо недоверия появилось любопытство. У них появился азарт гончих, почуявших след. Карателям и в голову не пришло, что этот выживший ефрейтор — советский разведчик.

Круг стал плотнее, теперь Шубина слушали внимательно, то и дело задавая вопросы. А он, торопясь и запинаясь, рассказывал свою версию событий:

— Я испугался, упал на землю и затаился, чтобы они меня не заметили. Это были русские, точно русские. Они были не в форме, с оружием. Целая куча автоматов, а рядом мотоциклы.

— Можешь показать это место, Цайхель?

— Да, да, идемте. Я все покажу.

Эсэсовцы доверчиво отправились в лес за советским разведчиком, даже не подозревая об обмане. Да и обман был лишь наполовину, он ведь фактами доказывал то, что рассказал фашистам. И замаскированные мотоциклы стали еще одним подтверждением его слов. При виде трофейных БМВ у членов зондеркоманды вытянулись лица.

— Сколько их было?

— Как они выглядели?

— Что за оружие у них было?

— Еще что-то было с собой? Ящики, мешки, что-то тяжелое, большой груз?

— О чем говорили, хоть немного ты разобрал?

Вопросы сыпались на советского офицера, как горох из рваного мешка, а тот отвечал каждый раз абсолютную правду, описывая группу капитана Шураха.

— Куда они направились?

Глеб указал в сторону взятой штурмом станции:

— В сторону железнодорожного пункта, господин офицер.

— Ты уверен?

— Так точно, господин офицер. Я хотел проследить за ними, шел следом, прячась за кустами. Думал сообщить о взрыве на нашем посту, чтобы они запросили помощь из штаба. Ведь у нас столько раненых и погибших. Но когда услышал звуки выстрелов и крики от станции, то побоялся туда соваться. Кинулся бежать обратно. Я не знал, где просить помощи и что делать. Это такое счастье, господин офицер, что вы так быстро прибыли и теперь поможете справиться с этой бедой.

Но мужчина со знаками различия оберштурмфюрера не слушал уже дрожащего, перепуганного ефрейтора Цайхеля. Он совещался со своим заместителем Майером:

— Теперь все понятно, это точно были не партизаны. Русские заслали сюда диверсантов, хорошо обученных и подготовленных.

— Так точно, господин оберштурмфюрер, вы абсолютно правы. Поэтому они уничтожили охрану станции, чтобы те не могли сообщить о нападении. Наверняка готовятся к новой диверсии. Русские готовятся к новой атаке, может быть, даже запланировали целую серию таких диверсий, чтобы остановить укрепление города.

— Черт, — пробурчал под нос оберштурмфюрер. — Надо немедленно сообщить в штаб и усилить охрану других блокпостов на железной дороге и магистралях. Только этого нам не хватало, русские совсем осатанели, лезут нагло, будто уже одержали победу.

Майер развел руками:

— Но кабель связи на станции оборван, господин оберштурмфюрер. И рация уничтожена, русские диверсанты разнесли гранатами на куски все, что находилось внутри здания.

Его командира перекосило от досады.

— Сколько всего они успели! Будто у них сто рук. — Он снова повернулся к Цайхелю: — Ты уверен, что их было с два десятка? Может быть, пятьдесят? Или еще больше?

Ефрейтор замотал головой:

— Может быть, и больше, господин офицер. Я ведь крался за ними почти до станции и едва успел сосчитать их. Но их было много, а мне нельзя было выдать себя, приходилось наблюдать из-за кустов. Пытался рассмотреть лица и запомнить, чтобы потом опознать, но они все были перемазанные в саже, ничего не разглядеть толком.

Первые подозрения зародились в голове у командира зондергруппы:

— А ты шустрый, даже слишком, для ефрейтора. Зачем ты решил их преследовать, запоминать, а не помогал своим товарищам, бестолочь?

Но Глеб мгновенно нашелся, что ответить:

— Нас так учили на службе в полиции еще в мирное время, господин офицер. Я был тайным агентом берлинской полиции, у меня даже есть награда от бургомистра. А за эту слежку мне дадут крест, господин офицер? Вы можете похлопотать об этом? Мне бы хотелось получать усиленный паек.

Тот фыркнул в ответ. Отвлекающий маневр — попытка выставить себя не в меру жадным и мечтающим лишь о материальном благополучии — сработал.

Эсэсовец презрительно буркнул:

— Хватит думать только о своем брюхе! Ты солдат фюрера и служишь ему, а не своему животу!

— Так точно, господин офицер, — вытянулся во фрунт Цайхель, и лицо его при этом стало грустным.

А гитлеровский офицер кивнул ему на мотоциклы зондеркоманды:

— Сейчас поедешь с нами, расскажешь все еще раз в штабе как следует. А потом уже набьешь себе пузо. Пайка не будет, но обед в офицерской кухне получишь.

— А как же раненые, господин оберштурмфюрер? — Цайхель, наивный и прямой, задал неудобный вопрос. — Разве мы не будем их спасать? Столько раненых, их нужно увозить в госпиталь.

Но фашист лишь поморщился на такую сердобольность:

— Кишки пускай собирает здесь кто-нибудь другой. Мы — СС, элита армии Гитлера, а не уборщики.

Настроен оберштурмфюрер был решительно, ему и дела не было до пострадавших. Он торопился сообщить в штаб о новой информации, а потом броситься в погоню за советскими диверсантами.

Поэтому эсэсовцы, не обращая внимания на крики и стоны выживших после крушения людей, торопливо выполняли приказ командира: снова усаживаться на мотоциклы. Когда мотоциклы с воем выкатились от станции на дорогу, ефрейтор Цайхель, сидевший в коляске, отчаянно замахал руками и завопил:

— Стойте, стойте. Вы едете не туда!

Вереница мотоциклов остановилась.

— Какого черта, что происходит? — пробурчал командир.

Их свидетель махал руками, тыча пальцем в другую сторону лесной полосы:

— Они ушли в другую сторону, к станции! Мы едем не туда!

Но командир обругал его:

— Идиот! Ты дурак! Мы не будем за ними гнаться, неизвестно, куда они направились! Нет связи! Нам надо срочно в штаб, чтобы доложить о случившемся. Сиди тихо или получишь не обед, а хороших тумаков от меня, бестолочь.

Цайхель осел в коляске под грозным окриком, хотя про себя радовался, что снова все вышло так, как он хотел. Он задержал мотоциклистов всего лишь на тридцать секунд. И все же какие они были важные! Громкие звуки немецких ревущих двигателей могли услышать советские бойцы и быстро укрыться в поле, если они еще не успели добраться до оврага.

Мотоциклы