вы тратите необычайно мало времени на свои… гм… водные изыскания.

– Можно найти много интересного за небольшое время, сэр. Для некоторых – слишком много интересного.

– Вы имеете в виду наших друзей, потерпевших кораблекрушение?

– Ну а кого же еще? Пять фактов, сэр. Ван Гельдер был прав: вокруг раны на голове инженера не было ни синяков, ни крови. Осмотр машинного отделения не выявил никаких выступов, угловых балок или острых металлических углов, которые могли бы стать причиной травм. Да, я понимаю, это косвенное доказательство, но все же оно позволяет с уверенностью предположить, что инженера ударили тяжелым металлическим инструментом. В машинном отделении их предостаточно. Мы, конечно, понятия не имеем о личности нападавшего. Во-вторых, я боюсь, что владелец «Делоса» сказал вам неправду, адмирал. Он утверждает, что бросил «Делос» из опасения, что резервный топливный бак может взорваться. Такого бака там нет.

– Очень интересно! Для Андропулоса все выглядит как-то мрачновато.

– Не совсем так. Он ведь может заявить, что знать не знал о планировке машинного отделения и всегда предполагал, что там должен быть резервный бак, или же что в паническом беспокойстве о благополучии своей любимой племянницы он совершенно забыл, что там нет такого бака. Он, несомненно, умен. Мы знаем, что он прекрасный актер и может энергично и убедительно защищаться в суде. Но у него не будет защиты от следующего факта – что взрыв произошел не по естественным причинам, если не считать естественной детонацию бомбы, почти наверняка с пластиковой взрывчаткой, под основным топливным баком.

– Так-так-так. Интересно, как он будет выкручиваться из этой ситуации. Вы, конечно, совершенно уверены?

– Мы это чуем носом, сэр, – сказал ван Гельдер. – Мы с капитаном углубляем наши знания о воздействии взрывчатки на металл. В бомбардировщике металл фюзеляжа выгнуло наружу. А в данном случае металл топливного бака загнуло внутрь.

– Мы не эксперты по взрывчатке, сэр, – сказал Тэлбот. – Но и Андропулос, судя по всему, тоже. – Он кивком указал на Кэррингтона и Гранта. – Зато эти два джентльмена – эксперты. Они считают, что Андропулос – если это был Андропулос, а не Александр или Аристотель – совершил дилетантскую ошибку. Они говорят, что преступник, кто бы он ни был, должен был использовать так называемый перевернутый кумулятивный заряд, прикрепив его к нижней части резервуара магнитным зажимом, и в этом случае более девяноста процентов заряда взрывчатого вещества было бы направлено вверх. Но похоже, что он использовал какое-то другое устройство.

Хокинс посмотрел на Кэррингтона:

– Вы в этом уверены, главный старшина?

– На все сто, сэр. Мы знаем, что он не мог использовать кумулятивный заряд. Взрывной заряд был бы плоским, круглым или цилиндрическим, и в любом из этих случаев разрушительная взрывная сила была бы равномерно распределена во всех направлениях. Мы с Грантом думаем, что он не нарочно потопил яхту, а просто по невежеству случайно проделал дырку в днище.

– Если бы не трое мертвецов, это могло бы быть почти забавным. А так остается лишь сказать, что жизнь полна иронии. А это у вас что такое, Кэррингтон?

– Что-то типа радиоприемника, сэр. Я забрал его из каюты капитана.

– И зачем же?

– Он показался мне странным, сэр, необычным, можно сказать, неуместным. В каждой каюте есть свой собственный радиоприемник, связанный с центральной рацией в салоне. Так зачем ему понадобился этот радиоприемник при наличии куда более мощной рации в радиорубке, которой он, скорее всего, пользовался практически единолично?

Тэлбот посмотрел на Денхольма:

– Это стандартный радиоприемник?

– Не совсем. – Денхольм взял рацию и быстро осмотрел ее. – Это приемо передатчик, то есть он может как подавать сигналы, так и получать их. Таких сотни, если не тысячи, чаще всего они используются на частных яхтах для связи с берегом. Также их применяют в геологических и сейсмологических работах и в строительстве. Для дистанционного управления взрывом. – Он помолчал и близоруко огляделся. – Не хочу никого пугать, но этот прибор вполне мог использоваться для приведения в действие взрывного устройства на борту бомбардировщика американских ВВС.

Все ненадолго замолчали, потом Хокинс сказал:

– Не хотелось бы жаловаться, но вы, Денхольм, склонны все усложнять.

– Я сказал «мог использоваться», сэр, а не «использовался». Однако в целом, учитывая загадочные и необъяснимые обстоятельства, я предпочел бы слово «использовался». Но если так, это порождает еще больше загадок. Как Андропулос или кто-то еще узнал, когда и откуда улетал этот бомбардировщик? Как он узнал о его грузе? Как он узнал, что на борту установлено взрывное устройство? Как он узнал длину радиоволны, на которой его можно взорвать? И конечно, есть еще множество «почему».

На этот раз молчание длилось дольше. Наконец Хокинс сказал:

– Возможно, мы несправедливы к Андропулосу. Возможно, организатор преступления – Александр.

– Исключено, – уверенно заявил ван Гельдер. – Андропулос солгал про запасной бак. Он связан с основными центрами известной торговли оружием. Тот факт, что рация находилась в каюте Александра, – он явно играет роль помощника при преступнике, – ничего не значит. Я вполне могу представить, что Ирен Шариаль имела привычку время от времени заглядывать к своему дяде, и он не хотел бы, чтобы она спрашивала: «Зачем тебе запасная рация в своей каюте, дядя?» Но мне трудно представить, чтобы она когда-либо заглядывала к Александру, пусть даже изредка. Итак, Александр просто хранил рацию.

– Вы упоминали о той возможности, сэр, что на базе ВВС в Америке может находиться осведомитель, – сказал Тэлбот. – Полагаю, нам следует мыслить в рамках целого взвода осведомителей. Когда вы будете составлять сообщения для Пентагона, разведки ВВС и ЦРУ, позаботьтесь, чтобы из них сочился яд. Думаю, к этому моменту их уже должно трясти от одной мысли о новом сообщении с «Ариадны». Я не вижу особого смысла для вас ехать в Вашингтон и участвовать в соревновании по популярности.

– Пращи и стрелы[26]. Что ж, мы привыкли к несправедливости. А что у вас в этой коробке?

– Старшина Грант забрал ее из каюты Андропулоса. Мы ее еще не открывали. – Тэлбот не без труда отстегнул две пружинные защелки и поднял крышку. – Клянусь Юпитером, она водонепроницаемая. – Он заглянул внутрь. – Для меня это ничего не значит.

Хокинс взял коробку, достал несколько листов бумаги и книгу в мягкой обложке, быстро осмотрел их и покачал головой:

– Для меня это тоже ничего не значит. Денхольм?

Денхольм пролистал бумаги.

– Конечно же, они на греческом. На мой взгляд, это выглядит как список имен, адресов и телефонных номеров. Но я не понимаю их смысл.

– Я думал, вы знаете греческий.

– Так и есть. Но я не знаю греческого кода. А эти записи закодированы.

– Код! Черт побери! – с глубоким чувством произнес Хокинс. – Это может быть неотложно. Жизненно важно!

– Наверняка, сэр. – Денхольм посмотрел на книгу. – «Одиссея» Гомера. Она здесь явно не случайно. Если бы мы знали связь между поэмой и содержимым этих страниц, взломать код мог бы и мальчишка. Но у нас нет ключа. Он заперт в уме Андропулоса. Анаграммы и головоломки – не мой профиль, сэр. Я не криптолог.

Хокинс угрюмо посмотрел на Тэлбота:

– Среди вашей разношерстной компании на корабле нет дешифровщика?

– Насколько мне известно, нет. И уж точно нет дешифровщика со знанием греческого. Но я думаю, его не слишком трудно найти. У греческого Министерства обороны и их тайной службы должны иметься свои криптологи. Нужен лишь запрос по радио и полчаса полета.

Хокинс посмотрел на часы:

– Два часа ночи. К этому времени все богобоязненные криптологи давно лежат в своих кроватках.

– Как и богобоязненные адмиралы, – заметил Денхольм. – Но мой друг Уотерспун час назад не возражал, чтобы его вытащили из постели. На самом деле он даже был рад этому.

– Кто такой этот Уотерспун, позвольте спросить? – вмешался Тэлбот.

– Профессор Уотерспун. Мой друг, владеющий эгейским люгером. Вы просили связаться с ним, помните? Живет в Наксосе, в восьми-девяти часах хода на паруснике. Он уже идет сюда на «Ангелине».

– Не могу не заметить, что это очень любезно с его стороны. «Ангелина»? Странное имя.

– Лучше не говорить этого при нем, сэр. Это название его люгера. Древнее и почтенное греческое имя, как-то связанное с тамошними богами. А еще это имя его жены, очаровательной дамы.

– Он… э-э-э… слегка эксцентричен?

– Это зависит от того, что вы