провести остаток ночи, ломая голову над тем, как же это можно сделать. Ранее вы говорили о тех, кто не спит на берегах Потомака. Думаю, теперь нам следует поговорить о тех, кто лишится головы на Потомаке. На вашем месте, сэр, я бы держался подальше от Вашингтона какое-то время, то есть до конца вашей жизни. – Он встал. – «Килхарран» будет рядом через несколько минут. Я полагаю, вы не торопитесь встречаться с капитаном Монтгомери?

– Вы правильно полагаете. Мне не до милосердия. – Адмирал посмотрел на наручные часы. – Пять часов тринадцать минут. Передайте капитану мое почтение и пригласите присоединиться к нам за завтраком. Скажем, в восемь тридцать. Здесь, в моей каюте.

Капитан Монтгомери случайно или умышленно – Тэлбот был уверен, что умышленно, – подвел «Килхарран» к «Ариадне» с безупречной точностью. Тэлбот переступил через два планшира – они были почти одинаковой высоты – и поднялся на мостик. Капитан Монтгомери оказался высоким, крепко сбитым человеком с торчащей черной бородой, белыми зубами, слегка крючковатым носом и со смешинками в глазах; несмотря на безукоризненно скроенный мундир и четыре золотые нашивки на обшлагах, он легко мог сойти за состоятельного добродушного карибского пирата восемнадцатого века. Он протянул руку:

– Вы, конечно, коммандер Тэлбот. – У него оказался низкий голос с безошибочно узнаваемым ирландским акцентом. – Добро пожаловать на борт. Ухудшилась ли ситуация?

– Нет. Единственное возможное ухудшение, капитан, – это то, которое я не хочу себе представлять.

– И то правда. Меня будет не хватать в горах Морн. Мы, жители гор Морн, неподражаемы в том, что касается причитаний, стенаний и плача. Эта атомная бомба, или что она такое, еще тикает?

– Тикает. Вот когда она прекратит тикать, это и будет ухудшение. Вам не следовало приходить сюда, капитан. Вам следовало бы уйти в Коринфский залив, – возможно, там у вас был бы шанс уцелеть.

– Я не думал об этом ни минуты. Дело не в героизме и прочей эпике, которую снимают в Голливуде, а в том, что я не смог бы жить в мире с собой. Для меня невыносима была мысль о том, что скажет этот человек.

– Вы имеете в виду вице-адмирала Хокинса?

– Его самого. Он, как всегда, клевещет и очерняет мой характер?

– Да не то чтобы, – улыбнулся Тэлбот. – Правда, он упомянул мимоходом, что у вас аллергия на некоторые военно-морские правила. А еще он сказал, что вы – лучший в своем деле.

– Ага. Честный человек и чертовски хороший адмирал, – только не говорите ему, что я так сказал. Я приглашаю вас на чашку кофе в моей каюте, коммандер, и надеюсь, вы будете так добры рассказать мне все, что знаете.

– Это не займет много времени.

– Одиннадцать вечера, – сказал президент. – Сколько сейчас у них?

– Шесть утра. Разница во времени составляет семь часов.

– Очень прямолинейный человек этот адмирал Хокинс. – Президент задумчиво посмотрел на два сообщения, лежащие у него на столе. – Вы, конечно же, знаете его?

– Хорошо знаю, сэр.

– Он способный человек, этот адмирал?

– Исключительно способный.

– Он также кажется исключительно упорным сукиным сыном.

– Это чистая правда, сэр. Иначе командовать военно-морскими силами НАТО в Средиземноморье пришлось бы вам.

– Вы его знаете, Джон?

Вопрос был адресован Джону Хейману, министру обороны, третьему и последнему участнику встречи.

– Да. Не так хорошо, как генерал, но достаточно, чтобы согласиться с оценкой генерала.

– Жаль, что я никогда с ним не встречался. Кто поставил его на этот пост, генерал?

– Комитет НАТО, как обычно.

– Вы, конечно, участвовали в заседании?

– Да. Я его возглавлял.

– А! Человек с решающим голосом?

– Решающего голоса не потребовалось, сэр. Решение было принято единогласно.

– Ясно. Он… Кажется, он довольно невысокого мнения о Пентагоне.

– Он говорит не совсем это. Но у него, похоже, невысокое мнение или, если вам угодно, глубокие подозрения относительно некоего человека или неких людей в Пентагоне.

– Это ставит вас в весьма неловкое положение. Я имею в виду, пентагоновская голубятня сейчас охвачена волнением.

– Как вы и сказали, мистер президент, перья взъерошены. Некоторые сходят с ума. Другие серьезно рассматривают этот вопрос. В целом можно говорить об атмосфере тихого ужаса.

– А вы сами готовы поверить этому возмутительному предположению? Или лишь кажущемуся возмутительным?

– Что я думаю о немыслимом? У меня нет особого выбора, так ведь? Все инстинкты говорят, что нет, этого не может быть, все мои друзья и коллеги, которых я знаю много лет, честные люди. Но инстинкт – ошибочный ориентир, господин президент. Здравый смысл и мои невеликие познания в истории говорят, что у каждого человека есть своя цена. Я должен провести расследование. И оно уже ведется. Я счел разумным не задействовать разведывательные силы четырех служб Министерства обороны. Итак, остается ФБР. Пентагон не заинтересован в расследовании со стороны ФБР. Это чрезвычайно сложная и деликатная ситуация, сэр.

– Да. Трудно подойти к адмиралу флота и спросить, что он делал в ночь на пятницу, тринадцатое. Желаю вам удачи. – Президент посмотрел на лежащие перед ним бумаги. – Ваше сообщение о критроне, вызвавшее гнев Хокинса, вероятно, было плохо составлено.

– Да. Очень плохо. Вопрос уже решается.

– Это критронное устройство, оно в рабочем состоянии?

– Да.

– Оно отправлено?

Генерал покачал головой. Президент нажал на кнопку. Вошел молодой человек.

– Передайте это сообщение генералу Хокинсу. «Критрон в пути. Был бы весьма признателен за обновленную оценку существующих проблем и принимаемых мер. Полностью осознаю чрезвычайную серьезность, опасность и сложность ситуации. Я лично гарантирую полную и немедленную, повторяю, немедленную, повторяю, немедленную поддержку и сотрудничество во всех предпринимаемых мерах». Это должно сработать. Подпишите моим именем.

– Надеюсь, он оценит три «немедленных», – заметил генерал.

– Восемь сорок, сэр, – сказал Маккензи. – Адмирал извиняется, но он хочет видеть вас. Он у себя в каюте вместе с капитаном Монтгомери.

Тэлбот поблагодарил его, умылся, чтобы проснуться, и направился в адмиральскую каюту. Хокинс, сидящий в одной рубашке без кителя, пригласил его присоединиться к нему и Монтгомери за завтраком.

– Кофе? Извините, что побеспокоил вас, но пришла пора испытать силу человеческой души. – Для обеспокоенной души Хокинс выглядел на удивление свежим, отдохнувшим и расслабленным и приступил к завтраку с некоторым удовольствием. – Капитан Монтгомери докладывал о ходе дела, и я подумал, что вам будет интересно это услышать. Кстати, наш друг-таймер все еще весело тикает.

– Мы делаем успехи, – сказал Монтгомери. – Медленно, но неуклонно. Медленно, потому что присутствие того, что адмирал называет вашим другом, действительно тормозит процесс и мы, вероятно, принимаем кое-какие совершенно ненужные меры предосторожности в том, что касается акустических уровней. Но мы имеем дело с дьяволом, которого не знаем, и платим дьяволу больше, чем ему причитается. Наш гидролокатор подключен теперь к этому устройству, и гидролокаторная рубка внезапно очутилась в центре внимания «Килхаррана». Мы добились двух вещей. Во-первых, объединив аккумуляторные мощности наших двух кораблей, мы получим достаточно электроэнергии, чтобы поднять этот обломок. Ваш молодой лейтенант Денхольм выглядит и разговаривает как герой Вудхауза, но он, несомненно, знает свое дело. Ваш офицер-механик Маккаферти тоже не дурак, да и мой неплох. Как бы то ни было, проблем нет. Во-вторых, мы отрезали бомбардировщику левое крыло.

– Что-что вы сделали? – переспросил Тэлбот.

– Ну, вы знаете, как оно бывает, – почти виновато сказал Монтгомери. – В любом случае от него было оторвано три четверти, и я подумал, что ни вам, ни ВВС США они уже не пригодятся. Ну мы его и сожгли.

Несмотря на слегка виноватый вид, было совершенно ясно, что Монтгомери ни капли не жалеет, что принял решение единолично. Как единственный специалист на месте, он не собирался ни с кем советоваться.

– Это было трудное решение и сложная операция. Насколько я знаю, никто никогда прежде не отрезал крыло от погруженного в воду большого реактивного самолета. Именно там расположены топливные баки, и хотя казалось вероятным, что частичный отрыв крыла привел также к повреждению топливопроводов и разливу топлива, не было возможности это проверить, и никто, опять же насколько я знаю, никогда не проверял, какие возникнут проблемы, если струя ацетилена встретится с топливным баком под водой. Но мои люди действовали очень осторожно,