склонялся к тому, что она ни при чем. Слишком много выглядящих искренне чувств и переживаний. Слишком натуральны и испуг, и отчаянье. И слишком она озабочена своей дальнейшей судьбой, понимая, куда влипла. Так играть трудно. Тем более разведчицей, прошедшей профессиональную подготовку, она быть не могла в принципе — проверена сто раз и просвечена, как рентгеном, вся ее недолгая биография. А завербованные агенты такими актерскими навыками не обладают. Это просто люди, которым что-то известно и которые готовы продать Родину.

В общем, в отработке коллег Базарова из «двойки» мы увязли, как в зыбучем песке. Более реальным представлялся сейчас поиск совершившей наезд автомашины.

Ох как мне осточертели эти поиски машины еще в прошлой раз, по Ленковскому. Все эти автопредприятия, шоферы, путевые листы. Тем более тогда так и не нашли то, что искали. И сейчас эта тягучая беспросветная нудятина начиналась вновь. Но делать нечего.

Активизировали и ГАИ, и уголовный розыск. Даже легенду придумывать не надо — работа по раскрытию ДТП. Опрашивали сотрудников ОРУД. Искали очевидцев. Отрабатывали весь район.

И ничего. То, что машина не возникла нигде, хотя должна была, говорило в пользу версии об убийстве. Большая вероятность, что злодеи детально продумали маршрут, чтобы не отметиться в более-менее многолюдных местах.

Я преподнес Добрынину идею, что, скорее всего, мы ищем фургон ГАЗ АА. Напрашивалась версия, что если мы имеем дело с вражеской активностью, то они использовали на обоих силовых акциях один автомобиль — и с Ленковским, и с Базаровым. Вряд ли у них тут целый автопарк под рукой. Чужая территория, ограниченные возможности, требования конспирации.

Капитан только пожал плечами. Он согласился: если так, то круг поиска легко сужается. Но если не так, то мы имеем шанс пойти по ложному пути и потерять время, которое на вес золота. Нужна еще фактура. Но откуда?

— Чего-то мы все же просмотрели, — сказал я, поздним вечером прихлебывая приготовленный хозяином кабинета его излюбленный то ли чай, то ли чифирь. — Знаешь, давай завтра поутру возьмем сотрудника милиции и осмотрим снова место происшествия.

— Что ты хочешь увидеть на этом чертовом месте происшествия? — поинтересовался Добрынин.

— Должны были остаться следы столкновения. Отделившиеся куски краски, еще лучше — осколки от поворотника или что-то такое. Но в протоколе ничего.

— Сомнительно, — покачал головой Добрынин. — Но почему бы не съездить.

Утром мы, конечно, никуда не поехали. Пока созвонились с милицейским начальством, пока определились с исполнителем. Так что до места добрались только к семнадцати часам.

Городские коммунальщики расторопностью не отличались. Красить стену склада не стали, только замыли следы крови. Царапина от машины, тащившей тело бедняги, виднелась во всей красоте. И это было хорошо. Есть нам на что полюбоваться и над чем подумать.

— Так, — прошел я вдоль тротуара. — Здесь он начал торможение… Здесь наехал на бордюр, вон, след остался.

Мы с моим помощником бродили кругами. Пытались восстановить картину происшествия. Милиционер, уже в возрасте, в синей милицейской форме и с офицерской сумкой на боку, смотрел на нас скучающе и с некоторым недоумением. Он вообще не понимал, чего мы сюда притащились и зачем нам эта излишняя детализация, когда и так все ясно. Наезд был. Виноват водитель. Загвоздка лишь в том, чтобы его найти.

А мы между тем окончательно убедились в правильности моего предположения. Картинка ясно свидетельствовала о том, что мы имеем дело с «абверовским наездом». Притом отлично исполненным. Не оставившим жертве никакой надежды на выживание.

— Погляди-ка, — произнес я, разглядывая стену с помощью лупы из прихваченного нами на всякий случай криминалистического чемоданчика. — Видишь?

На штукатурке стены остались вдавленные мелкие частички дерева и даже одна щепка.

— Скорее всего, от кузова, — заявил Добрынин. — От деревянного кузова. Значит, грузовик был. Не бьется тогда это с твоей версией о твоем чертовом фургоне. Там бы металл и краска были, которых в упор мы не видим.

— Сложно сказать, — рассудительно протянул я. — Может, все же бьется. Пока машину не найдем — не узнаем…

Глава 17

— Вот почему не люблю работать с вами — пальцы сотрешь, пока все подписки о неразглашении подпишешь. — Оперативник МУРа подмахнул строгий документ, который сулил такие кары, что при нарушении лучше сразу самому застрелиться.

— Такие у нас наисекретнейшие секретики, — сказал я. — Иных не держим.

— Да, нет у вас простора и воли. Не то что у нас, в розыске. Хотя наша оперская воля и служит тому, чтобы лишать воли других.

— Мудро, — оценил я изречение, забирая у оперативника бумагу и пряча ее в папку. — Ну теперь слушай диспозицию…

С этого разговора, состоявшегося с глазу на глаз в кабинете начальника отдела МУРа по раскрытию особо тяжких преступлений против личности, началось наше сотрудничество с капитаном Китаевым.

Все же уголовный розыск богат на колоритных личностей. Китаев был артистом. Верткий, острый на язык, обильно перемежающий свою речь блатными словечками, даже татуировка на запястье была. Да и вообще он больше походил на шустрого веселого уголовника, одинаково легко шарящего что по своим, что по чужим карманам. Звали его Степан Степанович, в народе же за глаза прозвали Дядей Степой. Есть такой знаменитый, знакомый каждому ребенку милиционер от поэта Сергея Михалкова. Особенно это веселило по причине того, что книжный дядя Степа был высоченного роста, а наш едва перешагнул отметку в метр шестьдесят.

Для нас он оказался очень ценной находкой. Китаев не только отлично знал Москву — притом как сам город, так и его изнанку, — но и обладал острым умом, имел представление, где что искать и как на кого надавить.

С ним в моем кабинете в Особняке, ставшем штабом нашей группы, мы корпели над самой наиподробнейшей картой Москвы, которую только смогли найти и на которой стоял гриф «секретно». Так уж повелось, что подробные карты у нас секретятся, чтобы враг сам не догадался, куда ему идти, а у бдительных прохожих спросил.

Прочертили несколько маршрутов, по которым могла двигаться машина злоумышленников так, чтобы оказаться в стороне от чужих любопытных взоров и от милицейских постов. А потом — дотошная отработка территории по этим маршрутам.

Ох, насколько же монотонна и тяжела милицейская работа. Одни и те же вопросы. Человек за человеком. Твои собеседники — дворники в фартуках, закутанные в шали бабушки на скамейках, шпана, которая любит толкаться вечерами в тихих уголках. И раз за разом одни и те же ответы: «Нет, не видели. Не знаем». Или хуже того — что-то видели, но оказывается на поверку, что видели не то, в результате