Поднятое травмою плечо немного дернулось в довольстве — такое узнавание польстило, ибо сам Лужен был слишком хорошо воспитан для бахвальства перед дамою. В улыбке Эммы прочиталось нынче одобрение и его навыкам, и кротости манер.

— Но первую страсть к чертежам не забыл. Нынче в моря не хожу, так только ей и развлекаюсь, — продолжил капитан. — Жаль сознавать, что никому теперь нет в ней нужды.

Эмма хотела что-то сказать, но решила промолчать и отошла к перилам башенки.

Квадратная площадка с крышей-пирамидой вмещала гостей не без трудности, зато обзор на низкорослый город подарила сказочный. Рауль обернулся и замер, пронзенный на минуту чувством, как будто никуда не уезжал.

Мало и много менялся родимый Арсис. Отстроенный по генеральному плану, он имел отрадную геометричность улиц — от длинной морской пристани с щетиной мачт они ровными линиями бежали вглубь и выше, на холмы. Дивина, вся в лодочках и пирсах, впадала в залив с юга и резала город на две неравные части. Правый берег был застроен гуще, и набережная по нем тянулась вся богатая. С роскошеством ее никто поспорить бы не взялся: вывески здесь были самые яркие, а тротуарные доски уложены почти новые — в непогоду сапожки гуляющих барышень останутся чистыми. Только под ноги и по сторонам все одно лучше смотреть — уж больно много лошадей, что тянут повозки от порта и брызгают нащадно на подол.

Прочие улочки были скромнее, но в краснопогодье за будней людской суетой они тоже смотрелись нарядны. Великанами выскакивали храмы с колокольнями — никак не меньше пары дюжин, а воеводой им — древний мужской монастырь. Правильным квадратом упал по центру парк с беседкой, усадьбы подороже спрятались за ним, подальше и от реки и порта. За жилым краем на востоке слиплись низкие глухие стены хранилищ и мануфактур — парусной, канатной, заклепочной и прочих, пыхтящих трубами для нужд арсийский верфи.

На левой стороне Дивины, в Крепостном квартале, не было базаров и садов, поэтому и жизнь бурлила меньше. Зато боком к морю здесь укоренился неприступный острог, за ним вверх по течению реки рассыпались купеческие избы и усадебки дворян — те, что поскромнее, как луженов дом.

Город казался широк, но еще шире была тундра, поджавшая его со всех сторон. Две серые, колеистые дороги по ее бледно-зеленой спине уводили глаза в никуда.

«Скоро обрядится в клевер», — подумал очарованный Рауль, и привкус северных недолговечных трав поднялся в его памяти.

— Сам я вырос под столицей, потом обошел полсвета, — сказал капитан, прерывая их благоговейное молчание. — Мог осесть и у теплого моря, где урожай два раза в год и виноград как в Эдеме. А дух запросился сюда.

Еще захваченный полетом памяти, Рауль сумел поймать этот миг и спросить невзначай:

— А с господином Алваро где познакомились?

— Мы восемь лет ходили на одном колеснике, в самый разгар тассирской войны. Делили каюту. Я сам был тогда лейтенантом, а он и вовсе вышел в море первый раз. Ему тогда не слишком оно нравилось, — припомнил с усмешкой Лужен.

«Ему и теперь не нравится», — добавил внутренний Рауль.

— Он не добился перевода?

— Наш капитан уговорил его не подавать прошений — уж очень он хороший лекарь. Отрадно видеть человека, который занимает истинно свое место и не огрубел с годами от череды больных.

Лужен обернулся к Эмме, точно ища ее поддержки — не правда ли? Ведь вы сумели оценить достойнейшего человека? Та глазами обозначила согласие во всем.

Рауль согласиться не мог, зато перебирал в уме картины: вот он летит с моста, подернутый магической петлею, вот чьи-то чары подменяют сбитень. Лекарь, образованный маг, более чем способен все это проделать, да и мотивов у него достаточно.

Случались ли за ним подобные проступки? Рауль едва оставался во внешнем покое, продолжая свой тонкий допрос.

— Вы находите с ним много общего?

— Смею считать его другом, — уверенно ответил капитан. — Хотя о взглядах на военную историю мы пререкались с ним до хрипа. Когда он написал о скором коротком приезде в Арсис, я не находил себе места. Желал бы поймать его сразу со сходней, но господин надзорщик поведал о своих масштабных планах, и я принужден был на время отступиться.

— Зато теперь господин Алваро навещает вас часто, — осторожно подтолкнул Рауль к деталям, столь теперь значительным.

— Уж мы наговорились! Наутро по прибытии едва его отпустил!

Неужто есть вероятность разведать про ту злополучную ночь? Как сложно не показывать волнения!

— После ужина в саду он отправился к вам? — уточнил Рауль, будто в рассеянности опустив голову и царапая зеленые перила ногтем.

— Почти так, — Лужен рассмеялся. — Не отправился, а я его натурально украл. В экипаже у парковых ворот дожидался.

Рауль неслышимо сглотнул.

— Сразу с пикника?

— Он и очнуться не успел от ужина, когда переместился к моему столу, — подтвердил беспечный капитан.

Если бы он только знал, какой переворот вершат его слова! Рука Рауля сжала деревянную оградку.

«Там, на мосту — не мог быть Алваро. Его сразу увез капитан. Я не прошел еще и пары улиц, а они уже, пожалуй, были тут, далеко за рекой. Лекарь невиновен — остается только Ирдис?»

Тягостный вывод.

Неговорливый мрачный интендант, как видно, жаждет отменить всю экспедицию. Его ждет перспективный южный флот, а не рискованный поход во льды с горсткой безумцев, не желавших или не сумевших избежать такого назначения.

Что ж, сомнения разрешены. Сегодня же Рауль потребует у капитана права на обыск — без артефакта Ирдис это провернуть не смог бы.

— Большая удача для господина Алваро иметь такого друга как вы, — искренне поведал он.

В душу хлынула вязкая горечь — пусть навигатор видел странность интенданта, но верить не хотел, и от раскрытия злодея не ощутил ни мало радости.

«Что же, чтец человеческих душ, привыкай, что обманешься в людях», — Рауль в тоске уставил очи вдаль.

Это прибавило складок на лоб — тремя домами далее по улице за яблоней таился отрок. Издали не разобрать, но не сын полового — тот крепче. Без малейших сомнений мальчишка наблюдал за ним, Раулем.

«Их целая дивизия? Зачем интендант их послал?»

Матушка в шаге от него не ведала о бременах, носимых сыном. Она как между прочим протянула руку, и Лужен споро вынул из-за пазухи салфетку с ломтем хлеба. Леди приняла его и стала крошить пальцами, кидая вниз, на крышу дома. Полк ожидавших воробьев сорвался с дикой ивы и оглушительно