У отца был такой взгляд, как будто я специально все это подстроил. Ни с кем не попрощавшись, он развернулся и покинул дом.

– Интересный у тебя родитель, – усмехнулся Вэл. – Ни о чем не спросил, как умерла его сноха или как себя чувствует девочка. Приехал забрать внучку – и точка. Наверное, к лучшему, что она не поехала с этим высохшим стручком. Прости, что так говорю о твоем старике.

– Да я не удивлен. В этом весь Роберт Стин. Не думаю, что он сильно любит Пенни или хочет о ней заботиться. Просто таковы его представления о семейном долге.

Пенни спустилась со второго этажа, неся в руке небольшой чемодан. Она причесалась и умыла лицо и, как мне показалось, немного прошлась по нему румянами и тушью, поскольку стала выглядеть более взрослой. Впрочем, убрать следы недавних рыданий ей все равно до конца не удалось. Рэнфорд забрал у Пенни чемодан и придержал ей дверь.

– Со мной все будет в порядке, – серьезно обратилась ко мне девочка. – Вы будете меня навещать, дядя Дуг?

– Само собой, – с нажимом ответил Рэнфорд. – Пенни сейчас необходима любая поддержка.

– Как ты думаешь, она планировала самоубийство? – спросил меня Вэл, после того как дверь за Пенни и Рэнфордом закрылась. – Ее мать, я имею в виду. Она оставила распоряжение о дочери, отдала заверенный адвокатом документ опекунам. А потом пошла в спальню и отравилась. Почему она была так уверена, что надо позаботиться о будущем Пенни?

– Не знаю. Судя по всему, Пегги была в депрессии. Но самоубийство? Не уверен. Я вчера разговаривал с ней по телефону и сообщил, что собираюсь повидаться с Уорреном. Что я верю в его невиновность. Сегодня обещал заехать и рассказать ей о свидании. Она ждала моего визита, это точно. С чего бы ей кончать с собой, не узнав последние новости об отце Пенни? У эксперта уже есть предположение, от чего она умерла?

Вэл понизил голос:

– Похоже на сердечный приступ, но доктора что-то смущает. Он сегодня или завтра проведет вскрытие. Кроме того, мы забрали на экспертизу ее лекарства и тот напиток, который бедная женщина использовала, чтобы усилить их действие. Только ты же знаешь, я не могу…

– Да перестань. Это даже не твое дело.

Вэл печально махнул рукой.

– С каких пор я превратился в твоего осведомителя?

– С таких, как я собрался не дать разрушить твою карьеру, обвинив невиновного человека.

– Ты что-то знаешь об алиби своего брата. – Вэл серьезно заглянул мне в глаза, словно мечтая увидеть там микрофишу с напечатанным отчетом.

– Всему свое время, друг, всему свое время, – я чувствовал себя клишированным частным сыщиком из бульварного романа, но ничего не мог поделать. Было слишком рано раскрывать полиции подробности приключений Уоррена.

Я надел шляпу и покинул жилище скорби.

Глава 33

Оказавшись в машине, я закрыл глаза и попытался вспомнить всех, кто сегодня навещал Пегги накануне ее смерти. Мистер и миссис Рэнфорд, доктор Эверсли с лекарствами, секретарша Миранда с супом, мистер Гельб и наконец самая неожиданная гостья – Вайолет Стин. Племянница сказала, что они с ее матерью сильно поругались. Не мог ли этот визит стать последней каплей, заставившей Пегги принять слишком большую дозу снотворного? Или действительно их ссора спровоцировала у женщины настоящий сердечный приступ, хотя ее лечащий врач и уверял, что у нее здоровое сердце.

В любом случае стоило поговорить с Вайолет – расспросить у нее про поездку в заповедник, а также узнать, о чем они ссорились с бывшей миссис Стин.

Я направил автомобиль к дому Уоррена, но на мой звонок в дверь вышла горничная, сообщившая, что хозяйка уехала сегодня утром и еще не возвращалась.

– Она забрать чемоданы, месье, – сказала Маришка.

– Чемоданы?

– Да. Один большой и один маленький, – горничная показала руками примерные размеры чемоданов. – Я убирать комнату мадам, там не хватает одежды. Мадам сказать, что уехать на несколько дней к друзьям.

Странное решение для женщины, чей муж обвиняется в убийстве и со дня на день предстанет перед судом. Если только Вайолет действительно не застрелила Ричардса, как и предположил Уоррен, и теперь боится, что во время суда правда каким-то образом выплывет наружу.

Недоумевая по поводу всего происходящего в последние дни, я заехал на бульвар Олимпик в мемориальную библиотеку, где среди стеллажей обнаружил своего старого приятеля Маркуса Ван Ренна. Он курировал отдел английской поэзии, а параллельно преподавал в частном колледже Роббена и писал собственную работу о «малых елизаветинцах» или о чосеровском периоде – в общем, что-то восхитительно бессмысленное и бесконечное. Благодаря Маркусу я значительно расширил свой литературный кругозор, собственно, ему я был обязан знакомством с творчеством Лоуренса Даррела. У нас были прекрасные отношения, хотя моего друга по-прежнему угнетали две вещи – моя профессия частного сыщика и полное неприятие любого рода поэзии.

– Готов спорить, тебе опять нужна консультация литературоведа для очередного расследования, – проницательно заметил Маркус, оторвавшись от созерцания библиотечного каталога.

– Надеюсь, ты сможешь мне помочь. Что за стихотворение, в котором говориться примерно так «люблю тебя любовью, которая кажется утерянной».

Маркус посмотрел на меня подозрительно.

– Только не говори мне, что ты этого не знаешь. Это Элизабет Браунинг, сонет «Как сильно я люблю тебя», посвященный ее мужу.

Ах, вот почему моему брату запомнилось что-то похожее на оружие.

– Нет, это немыслимо! Эти стихи знают все. Их учат в школе. Это как «Ворон» Эдгара По, как Уитмен29. Ты не можешь быть таким дремучим.

– Мне очень стыдно, но поэзия никогда не откладывалась у меня в голове. Ты не мог бы напомнить мне это стихотворение?

Маркус усмирил гневно дрожащую верхнюю губу и принялся выразительно декламировать:

Как я люблю тебя? Считай.

Во-первых, я люблю тебя

Как простирается душа

До самой кромки Бытия.

Как светят солнце и свеча

На ежедневный хлеб-и-соль.

И как от страсти трепеща

Тиран восходит на престол.30

На мой вкус, несколько слащаво. Сразу видно, что писала женщина. Я вспомнил хладнокровную Вайолет Делл и всю информацию, которую узнал о Ричардсе – самовлюбленном карьеристе с задатками психопата. Неужели их связывали такие тайные романтические чувства, что он мог посвятить своей «утерянной любви» подобные строки?

– А, скажи, это же ведь известная книга? Эти стихи?

– Фу!

– Я про саму книгу. Она до сих пор издается?

– Дуглас, еще слово и я запрещу тебе появляться в моей библиотеке.

– Она общественная. Я хочу спросить –