растеклось по телу и окатило ее волной спокойствия. Так гораздо лучше.

Виновато, словно воришка, пойманный с поличным, она спрятала кувшин обратно в шкаф, придвинув его к задней стенке.

Когда Грета осторожно закрыла дверцу шкафа, ее рука замерла на деревянной ручке. Тишина комнаты внезапно показалась ей слишком густой, слишком давящей. Сердце сжалось от необъяснимого чувства, будто за ней наблюдали. Она медленно выпрямилась и посмотрела на входную дверь. Там кто-то стоял.

Неприятный холодок прошел по спине. Ее слух напрягся, прислушиваясь к любому шороху или звуку, но ничего не было слышно – только слабое потрескивание свечи в углу. И все же ощущение присутствия никуда не делось.

Тихо переставляя ноги, она подошла к двери и приложила ухо к прохладному дереву. Сначала ничего не услышала, кроме тишины да ветра, сквозящего через щели. Но потом уловила слабый шорох.

Стук прозвучал неожиданно громко. Грета отскочила от двери, как от полыхнувшего огня.

– Кто там? – строго спросила она, стоя на ватных ногах.

Ей не ответили.

Несмотря на дрожь в теле, она подошла к двери, трижды перекрестилась и резко открыла ее.

– Харальд! Боже всемогущий! – Перед ней стоял испуганный сорванец в ночной рубахе. – Ты почему не спишь?

Страх моментально сменился злобой. Чего еще ждать от бестолкового ребенка, что никак не обучится человеческим манерам.

– Простите, – пробубнил он, его пухленькие руки обнимали тело, пытаясь скрыть озноб, – но там дети…

Грета, уперев руки в бока, сурово выпустила воздух через ноздри, сдерживая нарастающее раздражение.

– Разве так сложно хоть одну ночь просто уснуть, не доставляя другим хлопот? Что у вас случилась? Драка? Кто-то сбежал? Или обмочился?

– Нет-нет, – остановил ее Харальд, – они просто стоят у окна и не реагируют на слова.

– Что ты такое несешь? – нахмурилась Грета.

Недолго думая, Грета вышла из комнаты, твердо прихватив за руку Харальда.

– Веди и показывай, кому там не спится в такой поздний час, – сказала она с решимостью в голосе.

Через минуту они уже стояли у двери в комнату, где находились недавно вернувшиеся дети. Харальд замер прямо перед входом, не решаясь ступить дальше.

– Что застыл? – строго спросила Грета, уставившись на него.

– Вы сами… – жалобно ответил он. – Я увидел их случайно, потому что мне показалось, что звучит музыка.

– Музыка? Кто в здравом уме будет ночью играть на инструментах?! – нахмурилась она, но постепенно ее оаздражение начало спадать. Все-таки ребенок явно не был виноват в том, что произошло. – Ладно, – смягчилась Грета. – Иди спать. Я сама разберусь.

Повторять не пришлось, мальчик мигом бросился в сторону спальни с явным облегчением от того, что ему не придется заходить в эту комнату снова.

Грета осталась одна, тревога вернулась. Что, если и правда с детьми что-то не так?

Но был только один способ узнать. Она открыла дверь и вошла, стараясь не шуметь.

Как и сказал Харальд, все шестеро детей стояли у двух витражных окон. Лиц она не видела, только серые затылки и спины, выхваченные из темноты слабым лунным светом сквозь мутные стекла.

– Что вы делаете? – обратилась она к детям с напускной строгостью настоятельницы.

Те даже не шелохнулись.

– Я спрашиваю еще раз, почему вы не в кроватях?

В ответ лишь молчание. Холод детского безразличия прошел по ее спине колючими мурашками.

Чиркнув спичкой, она зажгла фитиль масляной лампы, стоявшей на столе. Комнату заполнил мягкий желтый свет.

– Вы что, не слышите меня? – Грета подошла ближе и коснулась плеча мальчика, что стоял с краю.

Дружно, словно были единым целым, дети обернулись на нее.

Их лица, казалось, утратили все человеческое – вместо глаз зияли черные дыры, глубокие и пустые, как бездонные колодцы. Сквозь бледную, почти прозрачную кожу проступали тонкие прожилки вен. Щеки их впали, а губы сомкнулись, словно им силой запретили говорить. Даже теплый свет лампы не придавал их фигурам никакой жизни.

Пламя дрогнуло в фонаре. Тени зашептались и окружили настоятельницу. Понемногу сквозь черные дыры проступили серые, утратившие всякий цвет глаза.

– Вам…нужен… отдых, – с трудом владея собой, произнесла Грета.

Ей хотелось выбежать из комнаты и захлопнуть дверь навсегда. Даже близость церкви и Господнего знамени не внушали ей спокойствия. Будто дьявол, что укрылся за детскими, похожими на фарфоровые маски лицами, давно перестал бояться Бога.

Дети с безразличием наблюдали за ее жалкими попытками вернуть порядок.

– Это всего лишь дети, – напомнила себе Грета. – Ничего в них страшного нет. Лишь глупые суеверия. Она сложила руки для молитвы.

– Господи, защити нас от зла, да не коснется оно нас в час ночной. – Затем положила теплую ладонь на холодный детский лоб. – Пусть свет Господа прогонит тьму из ваших душ и милость Его пребудет с вами. – Грета перекрестилась. – Аминь.

Тени не перестали шептать, а дети остались в том же состоянии. Но на душе стало легче. Вера помогла немного справиться с глупыми суевериями. Пусть руки все еще тряслись от страха, а по спине стекал холодный липкий пот.

Шепча имя Господа, Грета, терпя холод их рук, уложила каждого ребенка в кровать и накрыла одеялом.

– Господь бережет вас. Спите спокойно, и пусть свет Его хранит вас от мрака. – Ее голос был полон надежды.

Она трижды перекрестила их и вышла, закрыв за собой дверь.

Ей хотелось верить, что с Божьей помощью дети вновь обретут свои души. Надежда теплилась в ее сердце, что сейчас их неподвижные, неморгающие веки наконец опустились, и спасительный сон окутал их. Однако беспокойство вынуждало снова заглянуть в комнату, чтобы убедиться, что дети действительно лежат в своих кроватках. Но страх увидеть их стоящими у окон оказался сильнее и заставил отступить.

Пусть даже она услышала шаги шести пар детских босых ног по каменному полу.

7

Эрик стоял один в крохотном лесном домике.

Тишина, окружившая это место, поглотила все внешние звуки, будто мир за стенами домика перестал существовать. Не было слышно ничего, кроме редкого скрипа деревянных балок под ногами. Даже лес, что простирался по ту сторону окна, выглядел мертвым. Ветер больше не шумел сухими листьями, и даже птицы покинули эти места. Все вокруг замерло в неестественной неподвижности, и от этого безмолвия становилось еще тревожнее.

Он не помнил, как сюда попал. С ним был незнакомец, но сейчас тот исчез, бросив мальчика одного в лесу. В опустевшем доме давно потухла печь, а единственная свеча догорала в жестяной подставке. По мере того как уменьшалось ее пламя, по стенам растягивались серые тени.

Вдруг издалека до него донесся едва различимый шепот, будто ветер произносил его имя. Эрик напрягся, настороженно прислушиваясь к этому странному звуку, который резал