тишину как нож. Возможно, его звал тот самый незнакомец? Он посмотрел в окно, стараясь увидеть хоть что-то в темноте, но за мутными стеклами лес казался еще более мрачным. Послышался шепот десятка голосов. Точно сами стены называли его по имени. Шум голосов нарастал и затихал, как набегающая морская волна.

Эрик с силой потянул за тяжелую железную ручку, прикрепленную к раме окна. Оно с трудом поддавалось. Отодвинув стекло, он просунул голову.

– Вы здесь? – выкрикнул Эрик, и голос бесчисленным отражением разлетелся по лесу.

– Вы здесь, вы здесь, вы здесь, – раздавалось тут и там разными детскими голосами.

Среди мрачных высоких деревьев, окруженных туманом, стали возникать силуэты детей. Они молча выходили из тумана, глядя прямо на него. Их лица были искажены, словно он видел их сквозь толщу воды, по которой шла рябь.

Испуганный, он отошел на два шага от окна и развернулся, чтобы не видеть их призрачные лица, в которых узнавал свое отражение. Но тут же вскрикнул от страха и удивления. Тот самый незнакомец, что похитил его, свисал с балки, болтаясь в петле под каменным потолком. На каменных стенах вспыхнули факелы, и пол под ногами пришел в движение. Словно облупившаяся краска, с него слезло дерево, открывая каменные плиты, исписанные рунами. Эрик стоял в центре большого круга.

Сквозь щели в полу вылезли десятки обгоревших рук. Кожа и обугленное мясо сползали с их черных костей, оставляя лишь остовы пальцев. Вместе с ними вырывались языки пламени, нагревая плиты так, что они обжигали босые ноги Эрика. Люди под ним, сгорающие заживо, стонали и визжали.

В ужасе он бросился к двери, но не успел сделать и шага, как одна из рук резко схватила его за щиколотку, цепляясь мертвой хваткой. Другая рука с обломанным ногтем зацепилась за его штанину, но не смогла удержать, оставив лишь кусок ткани. Мальчик попытался вырваться, но бессчетные кисти тянулись к нему, хватая за одежду и кожу. Сопротивляться не было сил. Эрик рухнул на пол, и сотни пальцев тут же вонзились в его тело, словно когти, придавливая к раскаленным камням. Он чувствовал, как его кожа начинала плавиться от жара, как волосы на затылке прилипали к камням, обугливаясь и обрываясь. Жар и ужас накрывали его волной безысходности.

Прямо над Эриком в петле висел незнакомец, его тело качалось, а лицо было перекошено гримасой боли. Мальчик ничего не видел, кроме выпученных мертвых глаз, которые будто бы сверлили его насквозь. Глаза были широко раскрыты, словно застигнуты в момент агонии, и казалось, что они следят за каждым движением Эрика.

Внезапно мертвец дернулся с нечеловеческой силой, его тело тряслось, пытаясь освободиться. Веревка начала ослабевать, тихо скрипя, и в одно мгновение повешенный рухнул прямо на Эрика.

Его холодные окоченевшие руки мгновенно сомкнулись на шее мальчика, сжимая в мертвой хватке. Эрик захрипел, пытаясь вырваться, но мертвец давил все сильнее, безжалостно перекрывая дыхание.

– Нет! – вскрикнул Эрик, вскочив с пола. Он отчаянно скидывал с себя невидимые руки мертвеца, которые, казалось, все еще тянулись к нему, сжимая его горло. Истерический крик вырывался из его груди, а сердце бешено колотилось. Но вскоре он понял, что это были всего лишь лоскутки кошмарного сна, держащие его в плену.

Он все еще находился в лесном домике, но картина окружала его иная. В печи горел согревающий огонь. Пространство заполнял теплый свет масленки, а незнакомец стоял у окна.

– Ты ее слышишь? – спросил он, смотря в темную даль.

– Что? – тяжело дыша, спросил Эрик, его сознание все еще пыталось отделить реальность от сна.

– Флейту… Ты ее слышишь? – В его голосе промелькнула надежда.

– Нет!

– Значит, еще не время, – произнес человек с хрипотцой в голосе.

Из складок своих старых, потертых одежд незнакомец достал тонкую трубку. И едва он коснулся губами инструмента, как комнату заполнила мелодия, проникающая прямо в душу. Нежные, но тревожные звуки обвили Эрика, как туман. Его тело стало тяжелым, а мир начал таять. С каждой нотой он проваливался все глубже во тьму, пока не исчез полностью, погруженный в бездну сна.

8

Чтобы попасть в Дом Матери, Августу пришлось буквально протискиваться сквозь плотную толпу родителей. На рассвете Фрида подняла весь город на уши, собрав у здания почти всех, кто надеялся увидеть своих детей. Она была уверена, что сегодня наконец-то позволят хотя бы взглянуть на них. Однако чем дольше толпа ожидала, тем сильнее росло нетерпение, переходящее в недовольство.

Когда Август подошел ко входу, толпа зашумела. Еще больше волнений возникло, когда жители Гримсвика узнали в нем человека, которого ранее обвинили в похищении детей. Возмущение вырвалось наружу, и Фрида, стоявшая у самых створок, вцепилась в металлические двери с решительным криком:

– Не пущу! – Ее лицо было искажено страхом и ненавистью.

Полицейский Лейф Хансен подошел и, несмотря на сопротивление, аккуратно, но с силой отодвинул женщину в сторону.

– Успокойтесь, Фрида, – твердо сказал он, стараясь удержать ситуацию под контролем. – Август Морган имеет право войти.

– Где господин Хокан? Он дал мне слово!

– Успокойтесь, – прозвучал властный голос, и люди расступились, пропуская вперед Магнуса. – Вы хотите, чтобы ваши дети увидели вас в таком состоянии? Вы нагоните на них страх своими дикими глазами!

– Но… – начала было Фрида, но тут же замолчала. – Вы правы.

– Если я дал слово, я его не нарушу! – Голос Магнуса прозвучал словно раскаты грома.

Протолкнув Августа вперед, он вошел следом, не обращая внимания на недовольный шепот толпы. В холле их встретила госпожа Ингрид Ларсен в сопровождении настоятельницы Греты. На ее лице читалось явное недоверие, почти пренебрежение, а взгляд Греты, полный усталости и скрываемого страха, говорил о бессонной ночи, оставившей свой отпечаток.

– Спасибо, что навестили нас. – Ингрид говорила сдержанно, избегая прямого взгляда. – Судья Берг присоединится?

– Нет, – отрезал Магнус, – дурное самочувствие заставило его остаться в совете.

Они прошли в большой зал, где массивный деревянный стол был накрыт угощениями. Дети, что жили в приюте, суетились по залу, занимаясь сервировкой и разносом бокалов. Атмосфера напоминала праздничный обед, но ощущалась неподходящей для столь напряженного момента.

– Это лишнее. – Магнус отмахнулся с раздражением. – Позвольте нам поговорить с Гретой, – обратился он к Ингрид.

Август заметил, что настроение Магнуса было далеко не спокойным. Вчерашнее его хладнокровие сменилось явной суровостью и сдерживаемым гневом.

– Конечно, но могу я узнать, в чем причина? – Ингрид выглядела испуганной, ее голос дрожал.

– Олаф Берг вчера рассказал одну удивительную историю, – резко произнес Магнус, – и я не думаю, что вы хотите говорить о своем отце.

Ингрид побледнела, словно ее поймали с поличным, но не произнесла ни слова в