– Стой, Лекси, мы должны…

Моя напарница резко рванула меня на себя, и в этот момент потолок обвалился, и его горящие обломки обрушились на кровать. Габриэла вспыхнула. Я услышал, как рядом вскрикнула Лекси, и увидел, что на нее тоже упал горящий обломок. Ее белые одежды зашипели, на виске показалась кровь, рукав балахона вспыхнул. Тряпкой я сбил пламя, теперь уж сам увлекая девушку вниз. Я не хотел, чтобы на моей совести были две смерти.

Башня разрушалась у нас на глазах. Едва мы успели миновать храмовый зал, как я услышал треск и, обернувшись на мгновение, мог наблюдать, как горящие обломки накрыли гроб генерала Торна. К счастью, Лекси лучше меня знала дорогу, поэтому мы без проблем преодолели лабиринт и вырвались на свежий воздух.

Лекси в изнеможении упала на траву, прижимая к груди травмированную руку. Я чувствовал сильное головокружение и боль в груди. Наверняка мы оба сильно наглотались дыма. Приглядевшись, я увидел, что на голове девушки кровоточит рана. Невозможно было оценить ее серьезность, поскольку некогда светлые волосы было основательно вымазаны в саже. Все что я мог сделать, это придерживать Лекси за плечи и прижимать к ее голове почти высохшую тряпку, чтобы хоть как-то остановить кровотечение.

Послышался приближающийся шум пожарных сирен. Я взглянул на людей, так и продолжавших сидеть на поляне перед сгоревшим храмом. Некоторые начинали приходить в себя и пытались подняться, недоуменно тряся головой, другие наоборот прилаживались лечь, чтобы забыться сном. Сам Торн широко расставил руки и продолжал что-то вещать, стараясь перекричать гул и треск пожара. Вдруг он несколько раз дернулся и без чувств свалился на землю.

Какой бы цели он не пытался добиться, сегодня ночью «Собранный путь» явно подошел к своему завершению.

Глава 25

Только к середине ночи я закончил давать показания местным полицейским и смог поехать в больницу. Еще раньше врачи отвезли туда Лекси и Торна. Все остальные члены общины отделались легким шоком и последствиями наркотического опьянения. В приемном покое я узнал, что с Лекси ничего страшного не произошло, но ей дали обезболивающее, наложили повязку с мазью на обожженную руку. Рана на голове тоже оказалась поверхностной царапиной, которую быстро зашили, но, чтобы избежать возможности инфекции и сотрясения мозга, ее решили оставить в больнице.

По поводу состояния Торна врач не сообщил мне ничего определенного, только сказал, что он пережил сильное нервное потрясение и еще не пришел в сознание. Я позвонил Аманде, матери Лекси, рассказав о произошедшем и заверив ее, что с дочерью все будет в порядке. Конечно же, она заявила, что приедет в больницу в самое ближайшее время.

И это были единственные радостные новости за эту ночь. Я так и пристроился в приемной, ожидая, когда Лекси проснется. Больница была маленькой, так что ей приходилось делить палату с соседками. С утра ко мне подошел полицейский, сообщить, что они извлекли из-под завалов тела и опознали Корнелиуса Торна, который так и остался покойником, хотя массивный гроб защитил его от огня. С Габриэлой дело обстояло сложнее, потому что тело сильно обгорело. Огонь уничтожил одежду и волосы, стер черты ее лица и выпарил глаза. Мое золотое кольцо, подаренное на помолвку, естественно расплавилось, и теперь где-то среди развалин Храма Возрождения прятался одинокий бриллиант. Судебный эксперт послал запрос в окружную больницу, где работала Габриэла Тернер, чтобы связаться с ее стоматологом и получить карту для сравнения. Пока личность официально не подтвердилась, но полицейские были склонны доверять моему свидетельству, что я опознал мисс Тернер прежде, чем ее поглотило пламя.

Как назло на следующий день после пожара пошел дождь и не прекращался несколько суток, превратив калифорнийский пейзаж в смесь строительного карьера и тропических болот. Примчалась Аманда и организовала перевод Лекси в частную клинику в Лос-Анджелесе с роскошной отдельной палатой и лучшим специалистом по ожогам. Со мной она едва поздоровалась, но посмотрела так, что, если бы взгляды могли испепелять, я бы сразу превратился бы в факел, несмотря на проливной дождь.

Пока официальные обвинения никому не были предъявлены. Пожар был признан несчастным случаем, поскольку никто, даже Лекси не мог вспомнить, как именно он начался. Кража гроба отца из семейного склепа не считалась преступлением. Что касается гибели Габи, то никто не мог понять, почему она оказалась наверху башни в покоях Торна. Услышав всю историю, следователь предположил, что отец мог назначить ей там личную встречу, чтобы обсудить ситуацию с наследством после окончания ритуала. Габриэла зашла в храм вместе со всеми, попала под воздействие наркотика, но затем пошла наверх, где и заснула, не заметив начала пожара. Когда до нее добрался огонь, она уже была мертва от удушья.

Полицейские могли бы предъявить обвинение в распространении наркотиков, но огонь уничтожил все следы. Члены общины, в том числе и довольно влиятельные, наотрез отказались о чем-либо свидетельствовать. Более того – некоторые продолжали там жить, поскольку официально «Собранный путь» никто не закрывал, он находился на частной земле. Лэнгхорн, придя в себя, обложился адвокатами и тоже практически не покидал огороженную территорию. Зато офис Кастерса мгновенно ликвидировался, словно его никогда и не было.

Что касается самого Торна, то он наконец вернулся в отчий дом. За ним приехала миссис Торн, сообщив, что забирает пасынка из больницы и вызовет ему лучшего нервного специалиста из Лос-Анджелеса.

Глава 26

Не зная, к какому делу себя пристроить, я оставался в своей квартире и пил виски, глядя как дождь с остервенением моет окна в моей гостиной. В контору ходить совершенно не хотелось, я даже предложил мисс Пиблз взять отпуск на неделю за счет агентства, но она решительно отказалась, заявив, что будет как прежде принимать звонки и уговаривать клиентов перенести встречи.

В конце концов, рабочий энтузиазм калифорнийского ливня и на меня подействовал вдохновляюще, так что я решил прибраться в квартире, пропылесосить все углы, вымыть пол и протереть от пыли книжные полки. Какой-то психиатр мог бы заявить, что я таким образом пытаюсь отвлечься от скорби, но на самом деле, я без удивления констатировал, что у нас с Габриэлой в любом случае ничего бы не получилось.

Мы совершенно не подходили друг другу. Все дело в том, что она была неряхой. Не грязнулей, а именно неряхой, причем, в той степени, которая казалась мне почти невыносимой. Я же, на ее взгляд, был клиническим педантом,