отрезала Жука. – Всё буквально. По первичному составу вы, к счастью, подходите для программы удобрений классов C2—C4. Ваше мясо, конечно, не содержит достаточной питательности, но кости можно перемолоть в структуру для тепличных подложек. У нас сейчас рост цен на кальций.

В голове у Вали зажужжало. Не от страха – от паники, которая сбилась с ритма и пошла вразнобой.

– Кляпа! – взвизгнула она мысленно. – Скажи что—нибудь!

– Это ложь, – дрожащим голосом отозвалась Кляпа. – Нет, то есть… это не ложь, это скорее… перспектива. Но всё не так плохо. Мы можем всё исправить. Всё! Ещё есть время. Ещё есть мужчины. Ещё есть позы. Я готова действовать! Я соберусь! Устроим марафон! Мы нагоним план!

– Марафон? – прохрипела Валя. – Ты в своём космическом уме? Я не марафонец! Я лежачий камень с внутренним недоверием к людям!

– Мы справимся! – заверещала Кляпа. – Я клянусь! Я активирую все протоколы. Я пересмотрю позы. Я даже… я даже пересчитаю твои чакры вручную, если понадобится. Но, пожалуйста, не надо переработки. Мне… мне нравится быть тобой, хотя ты и тормоз.

Валентина уставилась на голограмму. Та теперь показывала эмбрион. Одинокий, мелкий, крутящийся как невесомый знак вопроса.

– В случае невыполнения плана, – продолжала Жука, вычерчивая пальцем новую схему в воздухе, – куратор Кляпа будет отозвана и направлена на переобучение в Центр Поведенческой Реабилитации. Там ей будут вживлять память креветки и принуждать к посеву репродуктивных агитаций среди улиток.

– УЛИТОК?! – заорала Кляпа. – НЕТ! Я НЕ МОГУ ТАК! У меня спина! У меня харизма! Я создана для страсти, а не для гастроподов!

Валя чувствовала, как шевелится под черепом страх. И не обычный, а какой—то вежливый, с галстуком. Тот, что не кричит, а объясняет: «Вы – ошибка. Мы её исправим. Спасибо за участие».

– Убедительная просьба, – заключила Жука, закрывая планшет. – Приступайте к зачатию с тем, что есть. Или хотя бы с тем, что движется. Мы не ограничиваем вас в фантазии, но просим избегать предметов домашнего обихода – отчёты потом сложно интерпретировать.

Валя покачнулась. Не от слабости, а от глубинной мысли, что жизнь её, возможно, закончится не смертью, а формулировкой: «Проект отклонён за неэффективность флирта».

Кляпа судорожно шептала:

– Мы всё исправим. Я всё пересчитаю. Я даже заставлю тебя носить кружевное бельё без внутреннего отвращения. Только не отдавай нас в планетарную переработку. Мне ещё жить и оргазмировать.

Жука направилась к кухне, бросив на ходу:

– До следующего отчёта осталось девяносто часов. Надеюсь, вы найдёте применение своему халату и внутреннему драматизму. Планета ждёт. И очень не любит ждать.

Валентина смотрела на закрывающийся планшет, как на финал своей повестки дня. А внутри головы стояла тишина. Та самая, из которой не рождаются идеи – только тихое эхо мысли: «И это ещё не дно».

А ведь и правда… до отчёта – ещё девяносто часов. Всё впереди.

Жука—Собчак вновь щёлкнула по планшету, который, казалось, питался абсурдом и бюрократией напрямую. Голограммы с графиками исчезли, сменившись на новый экран – перечень лиц с чёткими фото, строчками характеристик и пугающе деловым заголовком: «Кандидаты на оплодотворение. Группа риска и пригодности».

– Переходим к селекции, – сообщила она, как будто собиралась выбирать зерно из проса, а не чью—то потенциальную сперму.

Валя затаила дыхание. Даже не от страха – от предчувствия того, как именно в этой квартире прозвучит фраза «группа пригодности».

– Объект первый, – сообщила Жука, перелистывая экран. – Сергей Валентинович. Возраст сорок два. Профиль: начальник, претендующий на роль самца—альфы, но с очевидными физиологическими и психологическими расхождениями. Индекс плодовитости – средний. Уровень инициативы – высокий. Потенциальные риски – театральность, патологическое самомнение, повышенное содержание холестерина в семенной жидкости.

– Простите… – всхлипнула Валя, – как вы узнали про холестерин?

– У нас доступ к офисному холодильнику. Его масло – прямой донос.

– Перспективность? – продолжала Жука, не обратив внимания. – Только при отсутствии других кандидатов и наличии липидной терапии. Оценка – два с плюсом.

– ДВА С ПЛЮСОМ? – выкрикнула Кляпа внутри головы. – Мы чуть не умерли в Суздале! Мы прошли через Наполеона в носках! А она – на два с плюсом?!

– Двигаемся дальше, – объявила куратор. – Курьер Паша. Возраст двадцать восемь. Профиль: транспортная доступность, физическая активность, низкий уровень абстрактного мышления. Генетический материал – среднего уровня. Привлекательность – ситуативная. Эмоциональная устойчивость – стабильная, но с элементами пахнущей простоты.

Валя крепко зажмурилась. Перед глазами всплыло лицо Паши с вечной жвачкой и фразой «Ща, детка, дам тебе скидку на минералку».

– Потенциал – умеренный. Возможна передача базовых инстинктов, но есть риск рождения ребёнка с наклонностями к рэпу и спортивному питанию.

– И что? – пролепетала Валя. – Это плохо?

– На усмотрение Совета. На текущий момент – оценка три.

– Это… на балл выше Валентиновича?

– Курьер стабилен. Валентинович – поэма в трёх действиях, где каждое – плохо срежиссировано.

Следующий кандидат появился с плавным щелчком. Очки, небрежный худи, футболка с надписью «Error 404: date not found».

– Иван. Айтишник. Возраст двадцать пять. Технически грамотен, психоэмоционально спокоен, вежлив…

– Ну хоть тут без катастроф, – выдохнула Валя.

– Именно. Биологически непригоден. Отмечен как «гипотетически недосягаемый». Оценка – ноль. Но… – Жука приподняла бровь. – За внешность и терпение – почётный значок наблюдателя.

Кляпа вздохнула. Сильно. Как шкаф.

– Я всегда знала, что Ваня не для нас, – пробормотала она. – Слишком он… слишком человек.

Щелчок. Новый экран. На нём – широкое лицо, румяные щёки, слегка лысеющие виски и добродушная ухмылка, с которой, кажется, можно и в разведку, и на родительское собрание.

– Гриневич. Андрей. Известен как Гриня. Возраст двадцать лет. Профиль: бывший одноклассник. В школе – буллинг, после школы – компенсаторная симпатия. Работа – продажи. Степень влюблённости в объект – стабильно растущая.

– О нет… – прошипела Валя. – Только не он…

– Потенциал – высокий. Генетика пригодная. Эмоциональный фон – насыщенный, но нестабильный. Риск слияния с носителем – велик. Возможен эффект «зависания в коконе взаимных воспоминаний». Ребёнок может родиться сентиментальным. И с кепкой.

– Это ещё хуже, чем с холестерином, – вздохнула Валя. – Эмоции… Боже, дайте мне кого—нибудь, у кого хотя бы кредитная история в порядке.

Жука строго посмотрела на неё:

– На текущий момент этот кандидат – лучший.

– Лучший? – взвизгнула Кляпа. – Из чего мы выбираем? Из дегустационной панели из пяти банок с надписью «ну хоть не таракан»?

Планшет мигнул. Экран показал список: «Резервные кандидаты: библиотекарь, сантехник, водитель маршрутки, тренер по зумбе, преподаватель философии (на рассмотрении)».

– Мы обязаны продолжить анализ, – произнесла Жука. – Но приоритетом остаются первые четыре. Остальные будут активированы в случае вашего полного отчаяния.

– Я уже в нём, – сказала Валя. – Я в таком отчаянии, что готова зачать