когда земля вновь содрогнулась; огненная трещина, лежавшая перед ними, разошлась еще шире, в глубине ее ярилось оранжевое пламя. Сила вновь хлынула пылающей волной, потекла вверх по линиям чар, удерживающих сеть над бывшей Твердыней.

И на этот раз трещина продолжила расширяться, словно мир наконец разломили на куски, сила хлестала наружу ревущими огненными потоками, окутывала и небо, и сам воздух; Араллор горел.

Рог Огненного Зверя испустил вопль боли, точно тяжко раненый исполин.

– Надо же, у них получилось, – удивленно заметила Молния.

Вулкан взорвался, и все вокруг сделалось огнем.

* * *

Ворон чувствовал, что северный край Араллора будто взрезают острым ножом, кромсают, как живую плоть, чтобы добраться до лакомой сердцевины, силы, веками копившейся внутри. Еще чуть-чуть – и им удастся задуманное, а что станет с миром и с его обитателями – да разве их, мнящих себя великими, это волнует?..

Чувствовал он и кипящее там сражение, Древнего бога, растерявшего часть своего могущества, но насмерть схватившегося с магами, показавшимися Ворону очень знакомыми, только зачем-то нацепившими странные личины. Или нет, не нацепившими – эти личины приросли к ним, проникли внутрь, словно тяжкая болезнь; они уродовали смертных, изменяли, давали невиданную силу, делая почти что богами, – но забирали куда большее, самую душу, память, лицо.

А еще там были другие, родня по крови Древнему богу, но куда слабее – и они тоже бились и против него, и против смертных безумцев, но осталось их немного; иные, чувствовал Ворон, успели разбежаться и искали в Араллоре остатки прежнего мира и прежних алтарей. Все смешалось в единой огненной схватке; живые погибали, сливались, восставали, творили невиданные чары. Земля и воздух на Севере полыхали, сила изливалась из всех пор израненного мира.

Был там кто-то еще, умело скрывавшийся даже от Ворона и Жар-птицы, возможно, тот, кто дергал за ниточки в этой войне всех против всех, но извлекать этих хитрецов из нор у Ворона не осталось времени.

Пылал совсем рядом огромный костер – в пустоте меж Араллором и странно искаженным пространством, окутывающим то, что некогда Ворон знал под названием «Дикие миры»; искажение возникло из-за существа непредставимой мощи, застрявшего там, попавшего в ловушку, опутанного неживыми не то червями, не то пиявками, присосавшимися к нему, пьющими его силу и отдающими ее безумным магам Араллора. Теперь Ворон видел и это.

Плавал в аэре над Шепсутом огненный шар, пленивший смертных магов; они пытались вырваться, но задыхались, обжигались, вот-вот – и кончится и без того краткое время их жизней.

«Не я ли причина этому? – спросил себя Ворон. – Не мы ли с Жар-птицей?..»

Творилось странное на равнине, где в незапамятные времена, когда мир был совсем другим, тоже бились и умирали боги. Следы Древних, совсем свежие и четкие, вели оттуда на Дальний Север, но начало они брали из магии крови.

«И этому – не я ли причина?..»

Араллор горел и дрожал, смертные, населяющие его, – кто молился, кто вооружался, кто бежал в леса и пустыни; штормы бушевали над морскими просторами, бури валили деревья и разносили хижины бедняков, невиданные ливни обрушивались на побережья, из пустынь изошли призрачные полотнища песчаных бурь, уничтожающих на пути все живое.

Мешкать было более нельзя.

Ворон и Жар-птица не нуждались в словах; они стали единым целым – и действовали как одно целое.

Север? Нет, север уже не спасти; он пронизан заклятиями, снять которые невозможно, заклятиями, угрожающими остальному миру, словно опасная болезнь. Однако как лекарь отсекает пораженную гангреной конечность, чтобы больной выжил, так и тут – придется немного помочь тем, кто так усердно кромсает плоть Араллора, но не ради их выгоды, а чтобы отсечь заразу, прижечь и заштопать рану.

Сложная задача даже для богов.

В жерле северного вулкана кто-то копошится, запускает внутрь чары, впивающиеся, вцепляющиеся в гранитные стены незримыми коготками, крошащие их подобно мельчайшим корням; некогда этот ход внутри мира укрепила магия, но с той поры ее изменяли, расшатывали, уничтожали – и скрепы сделались не такими прочными.

Прежде они запирали темницу великого Древнего бога, но теперь пришла пора снимать замки.

И Ворон слегка подталкивает и направляет чужие заклятия. Они оживают, ломают расшатавшиеся скрепы, ныряют вглубь, проворные, будто мальки в ручье, расширяют проход, ломая древние чары, погибают сами – но дело делают.

Вулкан взрывается. Трещина, отделившая зараженную часть мира, расходится, сила хлещет вовне, но это не страшно, это лишь малая ее часть.

Весь север Араллора отделяется от мира, словно отрезанный от каравая ломоть, и медленно, очень медленно начинает подниматься, воспарять в Межреальность.

Мир исходит криком, его сотрясают судороги, корни его трещат; но сквозь грохот бурь и гром катастрофы Ворон и Жар-птица слышат ликующий крик сразу многих голосов:

– Получилось!..

* * *

– Давай! – кричит Кор Двейн, и Скьёльд изо всех сил мечет вверх темное копье с огненным наконечником.

Прямо в залитое пожаром небо.

Копье взмывает черной кометой, за ним тянется дымный шлейф, твердеющий на глазах, обращающийся в прочное вервие; комета исчезает в море огня, и там, где она пробивает верхний аэр, в небе расплывается темное пятно.

– Получилось… – шепчет Кор Двейн.

Они с Соллей и Скьёльдом берутся за руки – одно, поистине последнее объединение усилий, – и магическая фигура, лежавшая у них под ногами, начинает стремительно расти. Светящиеся белым линии пробивают стены, уходят куда-то в земную твердь, разбегаются в стороны (Двейн знает, что так должно быть), прошивают отколовшийся кусочек мира насквозь, скрепляют его, будто настоящие нити; в них растворены пойманные чары, что не сумели использовать Стихии, – Соллей, умница, успела снять копию, они еще очень и очень пригодятся!

Белые линии достигают стен золотого пламени, хлещущего из разломов, и споро устремляются по ним – вверх, к небу.

Названые братья и сестра должны успеть прежде, чем линии сомкнутся в зените и заклятие сделается поистине необратимым.

Сила закручивается вокруг них в водоворот, обращается едва светящимся коконом, и трое магов, по-прежнему держась за руки, плавно возносятся над провалом, где был заклинательный покой, над черными камнями плато, над руинами Твердыни – по дымному следу черного копья.

Бой все еще длится: Великий Темный, безумцы из Корвуса, божки и духи Араллора – все связаны меж собою дрожащими молниями, никто не в силах освободиться, и потому они дерутся, дерутся насмерть, понимая, что лишь сильнейший получит всю силу и сможет разорвать чары.

И не понимают, не ведают, что даже сильнейшему из них не вырваться из захлопывающейся ловушки.

Ловушки, подобной которой не видело еще Упорядоченное. Собственные чары трех магов, тщательно подобранные, подогнанные друг к другу, многократно выверенные. То,