в Днепр. Георгий решил набрать во флягу свежей воды и стал спускаться вниз, и на полпути замер. Это был уже рефлекс. Война быстро приучает к осторожности, а тот, кто, скажем так, не обучаем и не готов усваивать её жестокие уроки, то долго не задерживается на этом свете или, в лучшем случае, быстро получает ранение и выбывает из строя.

И так, Георгий понял, что кто-то поблизости находился, и он осторожно приблизился к ближайшим кустам и спрятался за ними.

Когда очередная сигнальная ракета немцев осветила округу, то он увидел, что в шагах пятнадцати от него, у берега, находились двое незнакомцев. Это были мужчины среднего возраста, коренастые и облачённые в гражданскую тёмную одежду. Они сидели на корточках и о чём-то переговаривались. Что-то в них Георгию сразу же не понравилось, но он не мог их чётко рассмотреть, однако, проявляя осторожность и благоразумие, он затаился. Он ждал, что эти двое незнакомцев предпримут, а они пока что между собой очень тихо переговаривались и косились настороженно по сторонам, и явно не хотели, чтобы их кто-то мог увидеть.

Георгий минут десять не двигался, но вот решил немного сблизиться с незнакомцами, чтобы услышать о чём же они говорят. Сделав несколько шагов, Георгий неудачно ступил правой ногой и раздался хруст сломанной сухой ветки, и тут же незнакомцы насторожились:

– Михайло, ти чув? (Михаил, ты слышал?– прим. авт.)

– А що?

– Здаётся хто те поруче… (Кажется кто-то рядом есть… – прим. авт.)

– Да-а не, тоби здалося (Да-а не, тебе показалось… – прим. авт.)

Георгий затаил дыхание. Незнакомцы долго молчали, настороженно прислушиваясь, наконец, тот, к кому обращались по имени Михаил, сказал:

– Ну, немая никого.

– Ну, та. Напевно почулося. (Ну, да. Наверно послышалось. – прим. авт.)

– Петро, и як нам бути?

– Небепечно тут запишатися. У Григоровке, нас кожен собака зная. (Опасно здесь оставаться. В Григоровке нас каждая собака знает. – прим. авт.)

– Може в нашому схроне пересидимо? (Может в нашем схроне пересидим? – прим. авт.)

– Це теж небезпечно. А раптом нимици видкатаються? Або схрон наш розкриють? Аба його накрие снарядом? (Это тоже опасно. А вдруг немцы откатятся? Или схрон наш раскроют? Или его накроет снарядом? – прим. авт.)

Георгий понял, что перед ним были бывшие полицаи, гитлеровские холуи, и скорее всего те самые, которые ещё недавно бесчинствовали в Григоровке. Брать их в плен нельзя было, так как их двое, и они явно вооружены, но может их и не двое, а ещё кто-то из этих мерзавцев поблизости околачивается, может быть их вообще тут четверо-пятеро? И вот, как бы развеивая сомнения Георгия, один из полицаев заметил:

– Е-ех, якби нас больше було… Якби з нами Митрич був… Ну, давай в ночи спробуемо перейти линию фронту… Иншого виходу немае! (Э-эх, если бы нас больше было… Если бы с нами Митрич был… Ну, давай ночью попробуем перейти линию фронта… Другого выхода нет! – прим. авт.)

И тут немцы начали обстрел наших позиций. Снаряды их падали где-то в километре – двух от того места, где находился Георгий и полицаи. И этот грохот был на руку Георгию. Он снял с плеча автомат и решительно вышел из укрытия и короткой очередью уложил гитлеровских приспешников, причем они даже ничего и не успели понять.

Георгий подошёл к распластавшимся на земле полицаям. Проверил их. Оба они уже были бездыханны. Младшему сержанту было сейчас немного не по себе. Одно дело кого-то убить в бою, а другое вот так разрядить автомат в беседующих людей. Но всё равно, попытался себя успокоить Георгий, это были не свои, не мирные люди, а это были садисты и холуи гитлеровцев, у которых руки скорее всего по локоть в крови. С ними по любому наши не стали бы разбираться и пустили бы их сразу же в расход.

Георгий немного успокоился, перекурил и, взяв оружие у убитых полицаев, отправился дальше своим путём.

***

Уже на подходе к Григоровке Георгия вновь одолели нехорошие предчувствия. Младший сержант убыстрил шаг, и когда окраины Григоровки были в его поле зрения, он перешёл почти на бег. Вот уже и самый крайний дом Григоровки. Это дом его Наталки.

Георгий распахнул калитку и вбежал во двор. Было тихо. Собака молчала. Георгий забежал на веранду и ухватился за ручку двери и дёрнул её на себя. Дверь была не заперта и легко ему поддалась. Георгий вбежал в комнату. Тускло горела лучина, но никого не было в доме.

– Наталка, где ты? Это я, Георгий! Отзовись! – достаточно громко окликнул девушку младший сержант. Ему никто не ответил. Тогда Георгий направился в дальнюю комнату, где должна была находиться баба Ганка. В руке Георгий держал лучину.

Бабушка Наталки лежала на кровати на боку и лицом к стенке и не подавала признаков жизни. Георгий склонился над ней и дотронулся до её плеча. Ганка никак не отреагировала на прикосновение Георгия. Тогда он перевернул её на спину и только тут увидел, что Ганка была мертва. Кто-то ей перерезал горло. Георгий похолодел и бросился вновь рыскать по дому, но так и не нашёл Наталку. Тогда он выбежал во двор и вначале наткнулся на убитую собаку, а потом уже в хлеву увидел и саму Наталку. Она растерзанная лежала на соломе. Георгий прильнул к её груди. Вроде она была ещё жива, дыхание пусть и неровное, но у неё прослушивалось.

Георгий плеснул на Наталку воду из фляжки. Девушка застонала и чуть погодя открыла глаза.

– Что случилось? – тревожась, спросил её Георгий.

– До нас недавно приходили Грицук Михайло и Добелич Петро, це полицаи наши. При нимцях вони у нас в Григоровке лютували. Вони убили бабу, забрали наши продукти и мене мучили. (К нам недавно приходили Грицук Михаил и Добелич Петр, это полицаи наши. При немцах они у нас в Григоровке лютовали. Они убили бабу, забрали наши продукты и меня мучили. – прим. авт.) – И после этих слов Наталка закрыла руками лицо и разрыдалась.

– Они… О-они снасильничали?! – У Георгия перехватило дыхание. Он понял, что эти изверги, как раз и были теми полицаями, на которых он случайно наткнулся по дороге, и которых уложил автоматной очередью.

– Мене баба намагалася захистити, соромила цих недолюдкив, и вони ии убили. А потим вони мене затаскали в хлив и вже забиралися снасильничать. Але их злякали, и вони втекли. (Меня баба пыталась защитить, стыдила этих извергов, и они её убили. А потом они меня затащили в хлев и уже собирались снасильничать,