изредка встречает Давида на улице, и каждый раз тот жизнерадостно сообщает, что дядюшка жив-здоров и, чувствует себя превосходно, хотя за это время так ни разу и не вышел из дома. Уступать своё место жене Давида он, по всей вероятности, не торопился. Да и Давид, как видно, привык к такому раскладу и ничего менять уже не собирается.

Несмотря на свою невнятную речь, Давид быстро освоился в группе и даже стал претендовать на роль всеобщего шутника и любимца. Ему нравилось долго и торопливо что-то рассказывать, при этом он непрерывно шевелил густыми мохнатыми бровями и сапожной щёткой смоляных усов, и это было действительно смешно и любопытно наблюдать со стороны.

Периодически, раз в неделю, приблизительно на день-два Давид в кого-нибудь смертельно влюблялся. Вероятно, он не мог жить без постоянного состояния влюблённости, и эта влюблённость была страстной, по-латиноамерикански темпераментной и одновременно по-старомодному галантной, но при этом всегда безответной. Иной по законам романтического, мыльно-сериального жанра она просто не имела права быть.

Происходило же всё следующим образом. Давид гарцующей походкой приближался к своей очередной избраннице, но не ближе, чем на расстояние вытянутой руки, и что-то страстно, с надрывом и завыванием принимался вещать по-испански, нисколько не обращая внимания на то, что его не понимают, а рядом с дамой находятся другие кавалеры. Его брови складывались в трогательный домик, на глазах выступали крупные слёзы, а руками он размахивал так, словно плыл или даже летел по воздуху.

Часто объектом его страсти оказывалась какая-то из замужних женщин в группе, и первое время оскорблённые мужья даже собирались чистить сопатку любвеобильному и несдержанному на проявления чувств Ромео. Но очень скоро убеждались, что Давид абсолютно безвреден и ближе, чем на контрольное расстояние вытянутой руки, к объекту воздыханий ни за что не приблизится. Максимум, на что отважится, это сбегать для дамы сердца за разовым стаканчиком кофе или пачкой сигарет в ближайший ларёк и потом будет до конца дня не спускать с неё восторженного взгляда, не обращая внимания ни на что происходящее вокруг…

Часто случалось так, что люди, познакомившиеся в ульпане, оставались добрыми приятелями на долгие годы и даже дружили семьями. С Давидом Яшка так и не подружился, хотя, как мы уже говорили, изредка встречался на улице и обменивался приветствиями. Дальше этого Яшка не шёл, потому что не было у них никаких общих интересов и точек пересечения. Книжек, как Яшка, Давид не читал и стихов не писал, а за сборную Уругвая по футболу, как он, Яшка не болел. Как, впрочем, и за все остальные сборные.

Но каждый раз, когда по телевидению или в разговорах упоминался Уругвай, Яшка непременно вспоминал потешного толстяка Давида, не спускавшего больших печальных глаз со своей очередной избранницы и выдававший торжественный спич из раскатистых «р» и шипящей вязкой звуковой каши. При этом сразу вспоминались длинные мыльные латиноамериканские сериалы, в которых, как оказывалось, персонажи вовсе не были придуманы сценаристами, а взяты из самой что ни на есть тамошней реальной жизни…

А вот и один из разговоров между коллегами по ульпану, подслушанный Яшкой и на всякий случай записанный в блокнотик. Мало ли для чего ему эти записи могли пригодиться, но он упрямо записывал.

– Знаешь, в Израиле, оказывается, совсем не стыдно спросить у любого прохожего, где находится туалет?

– Иди ты! Даже у женщины?!

– Почему бы и нет?! Надо только запомнить, как это сказать на иврите.

– Ну и как?

– Очень просто – «эйфо шерутим»!

– И по морде за такой вопрос не дадут?

– Ни боже ж мой! Тут все друг у дружки только об этом и спрашивают!

– А ну-ка попробуй. Вон как раз женщина идёт…

Через минуту.

– Всё в порядке, никаких проблем! Подошёл, спросил, и она очень вежливо ответила.

– Ну, и где же туалет?

– Так она же на иврите ответила, а этого я уже не понял! Мы этих слов пока не проходили…

Ульпан – дело, конечно, хорошее, и Яшка день и ночь зазубривал трудные для запоминания ивритские слова и выражения, однако его ни на минуту не покидала мысль о том, чем он будет заниматься по его окончании. О том, чтобы стать ивритоязычным писателем, как ему очень хотелось, и издавать книжки на иврите, мечтать, естественно, не возбранялось, но едва ли это претворится в действительность в ближайшем будущем, а вот станет ли это источником дохода, даже раздумывать не хотелось. Ответ напрашивался сам собой, каких бы хрустальных замков ты в мечтах ни возводил.

Кто-то из знакомых подсказал, что необходимо почаще бывать в местном отделении Министерства абсорбции, где время от времени появляются вакансии на какие-нибудь специальные курсы, а уж на них можно получить профессию, востребованную на местном рынке труда. Не всегда это то, что хочется, но ведь нужно же с чего-то начинать. Как говорится, хоть коготком зацепиться, а дальше дело пойдёт.

Первый и второй поход закончились ничем. Курсы помощников зубных врачей, электросварщиков и крановщиков Яшка отверг сразу. При всей своей покладистости он даже представить себя не мог на таких работах. Однако визиты в местное отделение Министерства дали некоторые положительные результаты. Яшка познакомился с одним из сотрудников – весьма симпатичным мужичком по имени Иосиф, с которым даже посидел разок в близлежащем кафе за бутылочкой пива и поговорил по душам.

Чем он приглянулся Иосифу неизвестно, ведь перед его глазами каждый день проходили десятки репатриантов, и всем им нужно было от него что-то не терпящее отлагательств, однако к Яшке он отнёсся с уважением и даже пообещал позвонить и проинформировать, когда откроются курсы пользователей компьютеров, которые наверняка ему подойдут. Всё равно ничего более подходящего ожидать не следует. Ну, не бывает курсов писателей или поэтов, потому что эти профессии мало востребованы на здешнем рынке труда…

И вообще, Иосиф оказался милейшим человеком, весьма непохожим на остальных его коллег, гордых и кичащихся свой мнимой значимостью. Тем он и вызвал неподдельный Яшкин интерес. Родным его языком был иврит, потому что родился он в Израиле, но родители его были выходцами из Марокко. А так как по работе ему приходилось большей частью общаться с только что приехавшими русскоязычными репатриантами, которые иврит ещё не выучили, то волей-неволей потребовалось в самом срочном порядке осваивать русский язык. При этом большинство его коллег по работе никаких языков учить не собиралось, и многие из них даже бравировали тем, что русский язык не знают и знать не желают.

Неожиданно Иосиф обнаружил в себе недюжинные лингвистические способности – быстро