литобъединении кавказских евреев имени Махмуда Эсамбаева обещал пройти на высшем уровне. Тяжёлая металлическая дверь бомбоубежища была распахнута настежь, и около неё посадили на табуретку седого аксакала абсолютно библейской наружности, чтобы отгонял собак, привлечённых вкусными запахами изнутри. У дверей на мангале жарились шашлыки, и стоял переносной столик, на котором уже знакомая Яшке старуха ловко резала овощи для салатов.

– Заходи, дорогой! – навстречу Яшке из бомбоубежища выбежал Авраам Авраамов, опять заправляющий рубаху в штаны, и заключил его в цепкие объятия. Яшка попытался высвободиться, но не смог.

Вход в бомбоубежище представлял собой небольшой тамбур с туалетом без двери. Спустившись по крутым ступенькам, посетитель мог видеть довольно ухоженный зал с полом, застеленным зелёным войлоком, белыми крашеными извёсткой стенами и громадными вентиляторами, разгоняющими душный сырой воздух. Посреди зала стоял круглый стол на толстых львиных лапах, вокруг которого в ожидании начала мероприятия уже сидело десятка полтора мужчин. Перед каждым лежала стопка листов, а посреди стола стояло несколько бутылок с соком и газировкой.

– С чего начнём, дорогой? – ласково пропел Авраам, выпуская Яшку из объятий. – Как скажешь, так и сделаем. Желание гостя – закон!

– Я не ожидал такого приёма, – засмущался Яшка. – К чему всё это?

– У нас всегда так! Ты на Кавказе был? Гостям мы рады, – Авраам хлопнул в ладоши, призывая к тишине, и провозгласил: – Сперва мы немного расскажем о себе, потом наши поэты почитают стихи, а потом… – он хитро подмигнул. – А потом познакомимся друг с другом поближе. Беседер?

Яшка уже знал это волшебное слово «беседер», которое в Израиле означает всё что угодно – от вопроса до утверждения, от восторга до угрозы. Вплоть до самых сокровенных твоих желаний. И если тебе вообще нечего сказать, то выдай его поэмоциональней собеседнику – и тебя поймут без лишних слов.

Он скромно присел на свободный стул у стены, но его почти силой пересадили во главу стола. Выдержав для торжественности минутную паузу, Авраам приступил к заранее заготовленной речи, которую наверняка произносил уже не раз и потому обходился почти без бумажки:

– Братья и сестры! Мы приехали сюда из снежных предгорий седого Кавказа строить… э-э… наше любимое сионистское отечество. Каждый из нас привёз сюда частицу души в горах… нет, частицу гор в душе… нет, ну, в общем, вы меня поняли, и эти частицы по-разному отражаются на нашем творчестве, вот! Литературное объединение имени великого сына Кавказа заслуженного артиста и, несмотря на это, хорошего человека Махмуда Эсамбаева…

– Простите, – подал голос Яшка, осмелевший в ожидании угощения, – а почему именно – Махмуд Эсамбаев? Насколько я помню, он танцор и не имел к литературе никакого отношения…

– Это потому, дорогой, – нисколько не смутился Авраам, – что до открытия нашей студии в городе уже существовал ансамбль танца выходцев с Кавказа имени Расула Гамзатова. Что нам оставалось делать? Вот мы и взяли себя имя другого замечательного сына гор. Он, дорогой, тоже поэт, только в танце!

– Но на Кавказе есть и другие поэты, – Яшка хмыкнул и блеснул эрудицией, – например, Сулейман Стальский…

– Ай, дорогой, о чём ты говоришь? У нас каждый второй мужчина – поэт! А отплясывают наши зажигательные танцы вообще все! – отмахнулся Авраам. – Лучше поскорее послушаем присутствующих авторов, а потом ты нам что-нибудь расскажешь о себе, о своей жене, детях, да? Свои стихи почитаешь, если захочешь…

– Давайте послушаем, – согласился Яшка.

– Первым я приглашаю выступить нашего уважаемого ветерана Эльдара Эльдарова, между прочим, бывшего заместителя начальника крупного строительного треста и большого ударника социалистического труда, а ныне заслуженного пенсионера и нетрудоспособного инвалида. Что вы нам прочтёте, уважаемый Эльдар?

Тяжело скрипнув стулом, встал пышущий здоровьем мужик в расстёгнутой до пояса рубахе, вовсе не ветеранского возраста. В наступившей тишине он почесал щетину на тёмных щеках, поводил под рубашкой боксёрскими плечами и неожиданно тонким голосом провозгласил:

– «Поэма о боевом генерале, который бьёт ненавистного врага, который хочет захватить золотой Иерусалим, который мы никогда никому не отдадим». Поэма читается на родном языке, но для гостя, который не знает нашего языка, я вкратце расскажу содержание. Так вот, жил-был боевой генерал, детство которого прошло в горном кибуце на Голанах. Однажды злые арабские террористы напали на его поселение, убили старика отца, а жену и дочь увели в рабство, чтобы глумиться над ними до тех пор, пока генерал не придёт к ним и не скажет: забирайте моего коня и мою саблю, только верните жену и дочь. Когда генерал узнал об этом, то опечалился – три дня и три ночи не ел и не спал, только пил вино и не хотел видеть никого из своих верных джиги… извиняюсь, солдат. А на четвёртый день вскочил на вороного жеребца и поскакал в главный город Ирака, где под крылом ненавистного Саддама Хусейна враги в глубоком подземелье держали его семью. Прискакал и говорит главному арабу: если ты мужчина, то выходи один на один, будем биться насмерть. Победишь – забирай коня и саблю, моя победа – возвращаешь жену и дочь и даёшь слово больше никогда не нападать на наш мирный кибуц на Голанах. Главный араб согласился, и бились они три дня и три ночи, пока генерал не разрубил его пополам своим булатным клинком. Остальные арабские террористы, увидев это, испугались и разбежались. Забрал доблестный генерал жену и дочь, и с тех пор они живут и радуются жизни в золотом Иерусалиме… Теперь я прочту то же самое, только на нашем языке.

– Может, не надо? – слабо запротестовал Яшка. – Я и так всё понял.

– Как не надо? – возмутился Эльдар Эльдаров. – Я рассказал вкратце, а на самом деле поэма в два раза длиннее!

Десятки глаз недоумённо уставились на Яшку, и он смущённо замолчал. Шевеля бровями и поигрывая мускулами, Эльдар завёл сказ про боевого генерала с Голанских высот, а Яшка, ничего не понимая, сидел и молча вслушивался в гортанные звуки незнакомой певучей речи. Остальные члены литературной студии с восторгом внимали отдельные моменты довольно эмоционального выступления, местами закрывая глаза от ужаса, а местами даже хлопая в ладоши и одобрительно топая ногами.

– Что скажете? – осведомился Авраам у Яшки, когда стихли последние громовые тирады воинственного Эльдара. – Вот это поэт с большой буквы!

А в дверях уже чёрная старуха махала ему мол, шашлыки остывают, пора заканчивать с болтовнёй и приступать к настоящему мужскому занятию – кушать и выпивать.

– Теперь, – невозмутимо продолжал Авраам, – я хочу пригласить выступить не менее уважаемого члена нашего литературного объединения Эфраима Эфраимова.

Из-за стола встал почти его двойник, такой же сухонький