и позвонил, чтобы подавали кофе. Глафира Семеновна рылась в дорожном сундуке и наконец достала оттуда красные, синие и белые ленты.

– Банта не хватает у костюма, франко-русского банта. Надо бант сделать и пришпилить на грудь, – сказала она и за питьем кофе принялась делать бант.

Муж сидел, смотрел и наконец иронически сказал:

– Знаешь что? Я на твоем месте прямо бы с флагом вышел из раздевальной комнаты. Тогда уж ты была бы всеми замечена, все о тебе заговорили бы.

– Дурак… – скосила на него Глафира Семеновна глаза.

– Нет, в самом деле лучше. Выскакивай с флагом из раздевальных комнат, кричи «ура, вив ля Франс!» и бросайся в волны.

– Не дразни меня! – отрезала жена. – А то и в самом деле с флагом выбегу.

Он не стал больше разговаривать, взял шляпу, палку и, выйдя из комнаты, отправился на пляж купаться.

На пляже он встретил доктора Потрашова.

– Ну что супруга? – спросил тот.

– Ужас что такое! – пожал плечами Николай Иванович. – Вообразите, сейчас репетицию дома делала и собирается на купальный костюм франко-русский бант нацепить.

Он был удручен. Доктор стал его успокаивать.

– Послушайте… Ведь тут, право, нет ничего предосудительного. Здесь так принято. Все же здесь так… – говорил он. – Это в нравах. Ваша супруга правду вчера сказала: «С волками жить – по-волчьи выть». Ну что ж, будем сейчас погружаться в волны Атлантического океана? – спросил он. – Пойдемте выкупаемся, пока публики не особенно много.

– Погодите. Пройдемся немного по пляжу. У меня по случаю купания жены вся охота от своего купания отпала, – отвечал Николай Иванович, двигаясь в прибывающей толпе гуляющих.

К нему подошел встретившийся Оглотков. Он был с биноклем через плечо.

– Я слышал, что сегодня первый дебют вашей супруги в открытом море? – спросил он.

Николай Иванович взглянул на него коршуном.

– А вы почем знаете? – задал он вопрос и раздраженно стал махать в воздухе палкой, так что Оглотков даже попятился от него и тихо пробормотал:

– Слухом земля полнится. Мадам Закрепина сказала сейчас об этом моей жене.

– Вашей жене… А жена вам… А вы вашим знакомым англичанам, а англичане… Гм… Да уж не напечатано ли сегодня об этом в газете «Фигаро»? Любопытно!

Губы Николая Ивановича тряслись, когда он отошел от Оглоткова.

– Что вы сердитесь? Бросьте. Ну что тут такого, что он спросил! – успокаивал его доктор. – Пойдем выкупаемся. Это утишит ваши нервы, – прибавил он и потащил его в раздевальные кабинеты.

Но когда Николай Иванович раздевался в кабинете, он услышал, что кто-то за деревянной решеткой, разговаривая с кем-то по-французски, упомянул имя его жены: Madame Ivanoff. Он тотчас же застучал кулаком в перегородку и закричал:

– Кто там имя моей жены всуе произносит!

Ответа не последовало, но разговор затих.

Закутавшись в плащ и проходя через пляж в море, Николай Иванович раздраженно сказал доктору:

– Вообразите, доктор, уж и французы знают, что моя жена будет сегодня купаться. Сейчас в кабинете за перегородкой об ней говорили какие-то французы.

– Гм! Что же они говорили? – спросил доктор.

– Почем же я знаю что! По-французски я не настолько хорошо понимаю, чтобы все разбирать. Но говорили о мадам Ивановой. Очень может быть, что и нехорошее что-нибудь говорили. Ведь это черт знает что такое! Да уж не вывешены ли где-нибудь афиши, что вот, мол, так и так, мадам Иванова из Петербурга в красном костюме…

– Бросьте… – сказал доктор и потащил Николая Ивановича в воду.

Белая пенистая волна окатила их, перепрыгнув им через голову, и потащила в море обратным течением. Доктор ухватился за Николая Ивановича и сказал:

– Держитесь, держитесь! Смотрите, как сегодня тащит в море.

– Это что! Это наплевать! Устоим… – отвечал тот и продолжал о жене: – Но ужасно досадно, что я не посмотрел, какие это французы, не дождался их выхода из кабинета.

– Бросьте. Теперь надо обращать внимание на волны.

– Да я и обращаю… Но какая публичность, какие языки! Это черт знает что такое!

Рядом с ними приседал и склонял голову перед волнами старый усатый полковник, знакомый с Ивановыми еще с поезда, когда они ехали вместе с ним в Биарриц.

– Хороша вода сегодня, – сказал он и вдруг тоже спросил: – Я слышал, что сегодня ваша супруга будет в первый раз купаться в открытом море?

– Далась всем моя супруга! Кто вам сказал? – закричал Николай Иванович, не уберегся, и набежавшая волна свалила его с ног.

Полковник стал помогать ему встать.

– Кто вам сказал? – кричал Николай Иванович, кашляя, так как вода попала ему в рот.

– Да и не помню кто. Здесь все русские говорят сегодня на пляже, да и не одни русские, а даже и французы, испанцы, англичане.

– Это уж из рук вон! Это уж ни на что не похоже.

Николай Иванович выскочил из воды, набросил на себя плащ и побежал одеваться. Доктор раньше его вышел из воды и уж дожидался его около лестницы, ведущей на пляж.

– Тьфу ты пропасть! Весь Биарриц знает, что жена моя будет сегодня купаться на пляже! – негодовал Николай Иванович.

– Да ведь это так естественно. Здесь, в Биаррице, только одни купальные интересы и существуют, – спокойно отвечал доктор.

33

Часы показывали одиннадцать, и Николай Иванович торопился одеваться, чтобы не пропустить купание жены. Беньер принес ему тазик теплой воды, чтобы обмыть ноги от приставшего к ним песку, но он отпихнул тазик и быстро стал надевать носки.

«Неужели она из раздевальных комнат до воды без плаща пойдет? – мелькало у него в голове, но он тотчас же успокаивал себя: – Нет, не такая же она нахальная. Постыдится».

– Доктор! Скоро вы? Я готов!.. – крикнул он, надев сапоги. – Торопитесь. А то можем опоздать и пропустить купание жены.

– Сейчас, сейчас… – откликнулся доктор Потрашов, одевавшийся в кабинете напротив.

«А весь этот звон про купание старуха Закрепина пустила. Она, она, старая, больше некому. Прямо она, – повторял Николай Иванович мысленно. – Жена сообщила ей об этом, очевидно, еще вчера днем, а Закрепина раззвонила вчера и сегодня. Узнала мадам Оглоткова, а у той язык тоже с дыркой. Боже мой! Теперь на пляже публика, как на какое-то представление готовится. Точь-в-точь как это было перед купанием испанской наездницы. Ну, Глаша…»

Он выбежал в коридор и стал звать доктора.

– Готов, – откликнулся тот, выходя из кабинета и на ходу расчесывая бороду маленькой гребеночкой.

Они вышли на пляж и быстро прошлись мимо галереи мужских и женских раздевальных кабинетов, но Глафиры Семеновны не встретили. Николаю Ивановичу ужасно как хотелось спросить у сидевшего на женской галерее Оглоткова, не