Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних просмотр данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕН! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту pbn.book@gmail.com для удаления материала
Книга "Под южными небесами. Юмористическое описание поездки супругов Николая Ивановича и Глафиры Семеновны Ивановых в Биарриц и Мадрид [Литрес] - Николай Александрович Лейкин", стр. 33
– Наверное, какой-нибудь акробат, – сказал про рыжеватого малого Николай Иванович.
– Еще бы… – отвечал доктор. – Он еще раньше показал, как он отлично кувыркается.
Бык заметно утомился и уже не шел на останавливающихся перед ним тореадоров-любителей, а посматривал, не отворили ли двери, ведущие в стойла. Представление кончилось. Любители шли надевать пиджаки и мундиры. Один из них изрядно хромал, другой потирал руку, ушибленную во время падения. Босой рыжеватый парень кланялся в места и благодарил за все еще продолжавшиеся аплодисменты. Перед быком распахнули двери, за которыми он и скрылся.
Гудевшая публика поднималась со скамеек.
– Все кончилось? – спросила доктора Глафира Семеновна.
– Кончилось первое отделение, но будет еще второе.
– Нет уж, довольно. Я и так еле высидела. Пойдемте вон. Надоело.
– Представьте, а местная публика это любит и готова сидеть хоть три отделения.
– Да ведь все одно и то же, словно сказка про белого бычка, – сказала старуха Закрепина.
– И все равно здесь считают это занимательным, – отвечал доктор.
– Вы нам расхваливали любителей из публики и говорили, что это забавно. Решительно ничего не было забавного, – прибавила Глафира Семеновна.
Они выходили из мест.
– Глафира Семеновна! А что, если бы я также выступил сегодня в качестве любителя? – спросил жену Николай Иванович. – Бык с резиновыми рогами не опасен.
– Выдумай еще что-нибудь! – отвечала супруга.
– А отчего бы и не выступить? Ну, уронил бы меня бык, упал бы я… Что за важность! Здесь мягко. А тогда можно было бы написать в Петербург письмо Семену Иванычу: был на бое быков и сам выходил на разъяренного быка…
– Да ведь ты, и не выходя на быка, можешь это написать Семену Иванычу.
– С какой же стати врать-то? Надо писать о том, что было.
– Ну, тебе не привыкать стать что-нибудь соврать в письмах, – закончила Глафира Семеновна.
Компания сошла с лестницы и вышла из цирка.
31
Прошло еще дней пять. Супруги Ивановы уж обжились в Биаррице. Глафира Семеновна знала все уголки города. Не было места, куда бы она не заглянула, не было магазина, где бы она не побывала. На базаре, где она каждый день покупала для себя груши и персики, чтоб есть их на ночь за чаем, ее знали все торговки и, зазывая, кричали ей «мадам рюсс». Спутницей ей была – кто бы это мог поверить, зная первую встречу их в вагоне! – старуха Софья Савельевна Закрепина, тетка доктора. Закрепина оказалась совсем покладистой старухой и хорошим компаньоном. Николай Иванович по городу гулял мало, но аккуратно перед завтраком и обедом выходил на пляж. Совместное купание мужчин и женщин в волнах морского прибоя не казалось ему уж зазорным. Николай Иванович вот уж три дня сам купался в открытом море. В первый раз он выкупался в тихой бухточке Порт-Вье, в укромном местечке, где совсем не встречаешь перекрестных взоров глазеющей публики, но на следующий день его уже потянуло на Гран-Плаж, в модное место, где купались желающие других посмотреть и себя показать. К тому же на Гран-Плаж его перетянул и доктор, уверяя, что на прибое купаться тем уже хорошо, что дышишь солеными брызгами, которыми пропитан воздух.
– Да и велика важность, что на нас смотреть будут! Пусть смотрят, – прибавил он.
В волны прибоя они полезли даже без беньеров, обещаясь поддерживать друг друга, если кого-нибудь из них свалят волны. И Николай Иванович оказался сильнее доктора. Отлично встречал он волну, прекрасно противостоял и ее обратному течению. Доктор Потрашов все время держался за Николая Ивановича, когда налетала волна.
В первый раз они выкупались на глазах Глафиры Семеновны и старухи Закрепиной.
– Ну что? – спрашивал Николай Иванович после купания жену, позируя перед ней.
– Не к лицу тебе купальный костюм, – отвечала та.
– Отчего?
– Оттого что похож больше на медведя, а не на акробата.
– Да зачем же я на акробата-то должен походить?
– Ну, все-таки. Уж кто хочет купаться при всей публике, тот должен чем-нибудь похвастать. Статностью, что ли… А у тебя живот большой и ноги как тумбы…
Глафира Семеновна все еще брала соленые ванны в закрытом помещении, но уж и ее забирала охота покрасоваться на Гран-Плаже в купальном костюме. О своем желании она сообщила старухе Закрепиной.
– Когда я ехала сюда, я так и решила, что буду купаться в открытом море и при всех, – говорила она. – Я знала, что тут купаются на глазах мужчин, но не знала, что это составляет такой спектакль для публики. А здесь уж, оказывается, и фотографии с каждой бабенки снимают. От раздевальной до воды словно сквозь строй приходится проходить. Бинокли, бинокли, и даже под костюм-то тебе стараются заглянуть. Знаю, что сквозь строй, а откровенно сказать, самой ужасно хочется покупаться в открытом море.
– Так вы, милочка, в Порт-Вье… в тихой-то бухточке… – посоветовала ей Закрепина.
– Не тот фасон. Там скучно… Там все, нос на квинту опустивши, купаются. Там все какие-то расслабленные… А меня вот сюда тянет, в веселое место, но боюсь.
– Нечего и здесь бояться, коли уж очень хочется, – сказала ей Закрепина.
– Очень уж нескромно, очень уж публично… – продолжала Глафира Семеновна. – А очень хочется, страсть как хочется.
– Да ведь можно и здесь, на Гран-Плаже, скромно купаться. Ну, приходите пораньше, когда еще нет такого сборища… Из раздевальной выходите, закутавшись в пеньюар. Можно так закутаться, что и глаз будет не видать. До воды дойдете – сбросите с себя пеньюар, а там, выйдя из воды, опять пеньюар.
– Ведь все-таки беньера надо взять. Без беньера нельзя… свалит.
– Беньера возьмите старичка. Здесь есть старик беньер.
– То-то думаю попробовать. А то неприятно