Но вот грянул военный оркестр. Он играл какой-то марш. Публика сначала немного поутихла, но тотчас же начала подпевать в такт под музыку и в такт же стучала палками в деревянный пол.

– Вроде ада какого-то, – заметил Николай Иванович.

– Погодите, то ли еще будет, когда представление начнется! – отвечал доктор. – Теперь зрители только нетерпение выражают, а потом будут восторг выражать.

Но вот дверцы из актерских уборных отворились, и публика замерла.

28

В отворенных дверей начали выходить под музыку тореадоры в пестрых костюмах. Они шли попарно; дойдя до половины арены, пары делились. Один сворачивал направо, другой налево и останавливался на предназначенном ему месте. Их вышло двенадцать. Это были все бравые молодцы, не старше тридцати лет, статные, в большинстве красавцы собой, в усах или по испанской моде с маленькими бакенбардами запятой, начинающейся около уха и кончающейся у начала нижней челюсти, брюнеты на подбор. Один из них, впрочем, может быть, для контраста, был маленький, сильно сутуловатый, почти горбун, кривобокий и с выдавшеюся вперед челюстью. Все тореадоры были одеты в испанские костюмы, но костюмы эти одинаковы не были. Черная бархатная куртка преобладала, но одни были в чулках и коротких панталонах, другие в широких белых панталонах до щиколотки. У одного из них куртка была темно-зеленая и сплошь испещренная золотыми позументами. Почти все имели красные шелковые широкие пояса, шарфом оканчивающиеся сбоку. Головной убор состоял или из цветной испанской фуражки без козырька, или из яркого красного шелкового платка, которым была туго повязана голова, с концами, торчащими на затылке. У тореадора, одетого в куртку с золотыми позументами, висела в левом ухе великолепная длинная бриллиантовая серьга. Выход был торжественный, встреченный громкими аплодисментами из мест. Очевидно, тут были и фавориты публики, потому что при аплодисментах выкрикивались и фамилии тореадоров с одобрительными возгласами «браво». Разместившись на своих местах по всей арене, на расстоянии друг от друга саженях в четырех, тореадоры начали кланяться публике на все четыре стороны. Новый взрыв рукоплесканий.

– Теперь будут выпускать быков, – сообщил доктор.

Глафира Семеновна вся дрожала и нервно шевелила губами.

– Вы мне только скажите: будут убивать быков или не будут? Если с убийством, то я не могу сидеть, я уйду, уйду отсюда, – говорила она доктору.

– Да нет же, нет. Ну, посмотрите на тореадоров… Чем они могут убивать, если у них никакого оружия нет в руках. Их задача будет только ускользать от нападающих на них быков, показывать свою ловкость и изворотливость. Представления, где быков убивают, называются courses espagnoles, а это courses Tandaises. Эти courses de taureaux ничего не представляют из себя страшного, жестокого, а, напротив, очень комичны, и вы будете хохотать.

– Ну, то-то… – проговорила старуха Закрепина. – А то и я уйду. Я старый член общества покровительства животным, и мне совсем не подобает на кровавые зрелища смотреть.

– Успокойтесь, тетенька, успокойтесь. Доброе сердце ваше не омрачат жестокостью, – успокоил доктор старуху.

Между тем распахнули выход и из помещения быков. Бык долго не показывался, но наконец выбежал, задрав хвост кверху в форме французской буквы S. Это был темно-рыжий бык с целой копной шерсти, свешивающейся ему на глаза. Он был на веревке, привязанной к его рогам, конец которой держал старик в белых панталонах, красной куртке и в фетровой черной широкополой шляпе на голове. Это экартер, как зовут его в цирках. Он всегда выбирается из лучших и самых опытных тореадоров. Старик еле успел выбежать за быком и, уж будучи на арене, дернул быка с такой силой за веревку, что бык остановился. Старик экартер тотчас же ослабил ему веревку. Остановясь, бык поводил глазами и смотрел направо и налево, выбирая между тореадорами жертву, на которую ему кинуться. А тореадоры в это время тоже не спускали с быка глаз и помахивали перед ним носовыми платками. Наконец, один из них, в зеленой куртке с позументами, подошел к быку, на расстояние двух сажен, остановился прямо перед его глазами, поднял руки вверху и припрыгнул перед ним, очевидно чтобы обратить на себя внимание быка. Бык нагнул голову, приготовляясь принять противника на рога, и ринулся на него.

Публика замерла, Глафира Семеновна взвизгнула, зажмурилась и схватила мужа за рукав. Но тореадор успел отскочить в сторону, и бык, не попав в него рогами, пробежал мимо, ударившись рогами в барьер цирка. Раздались рукоплескания, награждающие ловкого тореадора.

Бык ходил по арене и отыскивал новую жертву. Тореадоры, не спуская с него глаз, пятились от него, некоторые, с которыми бык равнялся, перескакивали через барьер, прятались за загородкой, прикрывающей человека по грудь, и, выставив оттуда голову и руки, разъяряли быка, махая перед ним платком. Вдруг бык ринулся в сторону и понесся на не приготовившегося к нападению горбуна. Тот побежал от быка к загородке, но, чувствуя, что бык его настигнет, мгновенно свалился, упав быку под ноги.

– Ах, ах! Боже мой! – закричала старуха Закрепина, сжимая своего Бобку до того, что тот завизжал.

Но страх Закрепиной был напрасен. Разбежавшийся бык не мог сразу остановиться, перескочил через горбуна, и, когда успел обернуться, горбуна уже не было на месте. Горбун вскочил и отбежал к барьеру на противоположную сторону. Гром рукоплесканий. Бык остановился и искал горбуна. Перед глазами быка выступил и остановился перед ним, помахивая своей красной испанской фуражкой, тореадор в черной куртке с двумя медалями на красной и зеленой лентах, в белых чулках с красными стрелками у щиколоток. Бык нагнул голову и ринулся на него. Тореадор подпустил его к себе и в то время, когда бык хотел поднять его на рога, припрыгнул и перескочил через быка вдоль всего туловища, остановившись у хвоста. Скачок был ловок до поразительности. Бык домчался до барьера и ударился в него рогами, отошел от барьера и стал ногой рыть землю на арене. Разъярен он был ужасно. На губах его показалась пена. Он фыркал. Тореадоры начали спасаться. Перед глазами неистовствующей от рукоплесканий публики замелькали белые панталоны тореадоров, натянутые на бедра. Они перепрыгивали за барьер.

– Вот когда вспять-то пошли, – сказал Николай Иванович доктору. – Спины начали показывать. Смотрите, сколько спин и белых штанов. Так и взлетают за перегородку. Для дам такие картины совсем уже неказисты.

Бык продолжал стоять разъяренный и рыл передними ногами землю. Экартер, чтобы умерить его ярость, держал его за веревку, но бык, обернувшись, замычал и бросился на самого экартера. И старику экартеру пришлось перепрыгнуть через барьер.

Публике это не