– А что?

– Занял у меня недели полторы тому назад в казино двести франков на один день, а и до сих пор не отдает. Сегодня просил еще двести, но уж я – аминь. Пей, ешь, а насчет денег довольно.

Экипаж, по приказанию Оглоткова, подъехал к велодрому и остановился.

38

На велодроме было человек пятнадцать публики. Велодром имел также и отделение для гимнастики и фехтования. Одна дама в широчайших панталонах синего цвета и в красной испанской фуражке без козырька училась ездить на велосипеде. Около нее, держа ее за талию, бегал «профессор» велосипедной езды, как называл себя жиденький французик с бородкой клином, в синем фраке с золотыми пуговицами, в белых панталонах и черных чулках. Дама была в компании двух мужчин, которые покуривали сигары. Показалось еще двое мужчин в триковых полосатых фуфайках, надетых на голое тело, с широкими поясами, в коротких панталонах в обтяжку. Они шли в гимнастическое отделение. Оглотков увидал их и одному из них замахал руками.

– Прянс! Мосье ле прянс! – закричал он. – Вотр альтес… Мадам Иванова! Сейчас я познакомлю вас с тем немецким принцем, о котором я вам говорил. Он видел вас, как вы купались, и просил меня представить его вам, – обратился Оглотков к Глафире Семеновне и тотчас же подбежал к одному из мужчин в фуфайке, длинному как жердь, некрасивому, с впалой грудью и вострыми тараканьими усами.

Он поздоровался с ним, взял его под руку и подвел к Глафире Семеновне.

– Вот, мадам Иванова, позвольте вам представить: принц Карл… фон Франценбург, – проговорил он и прибавил: – Только одно колено и помню из его фамилии… Длинная-предлинная.

Принц приподнял фланелевую фуражку, обнаружив при этом совершенно лысую голову с легоньким венчиком белобрысых волос на висках и затылке, и уж полностью произнес свою фамилию, тщательно отчеканив все ее «колена», как выражался Оглотков. Глафира Семеновна зарделась, как маков цвет, и протянула ему руку. Сказав ей несколько слов по-французски, он осклабился, поклонился, подошел к мадам Оглотковой и тоже заговорил о чем-то. Николая Ивановича в это время около жены не было. Он искал себе содовой воды, а потому и не был представлен принцу.

Оглоткова в это время подошла к Глафире Семеновне.

– Неужели, душечка, это настоящий принц? – спросила ее Глафира Семеновна.

– Настоящий. У его отца даже войско, говорят, есть.

– Молодой, а какой некрасивый. Плешивый и лаже криворотый. Или, может быть, он нарочно, для тона, так кривит рот?

– Бог его знает. Но у него рот всегда почему-то на сторону… На сторону и открыт…

– Должно быть, для тону. Он что же это в таком костюме? Он на гимнастику шел?

– Да… да… Он развивает все это… Большой любитель… Да и лечится. Видите, какой тощий… У него ни здесь, ни тут.

Мадам Оглоткова тронула себя за грудь и за бедра.

– Послушайте, душечка, – обратилась к ней Глафира Семеновна, вся сияя от восторга. – Но неужели я была так интересна, когда купалась, что все мне говорят комплименты? Даже принц, настоящий немецкий принц, и тот…

– Мужчины… – пожала плечами Оглоткова. – Они это любят. Да вы и на самом деле были очень кокетливо одеты, когда купались. Ну, и в первый раз… Наконец, мы с мужем раззвонили. Ведь вы наша соотечественница… тоже русская.

– Вы не шутите, что это настоящий принц?

– Да нет же, нет.

«Непременно заставлю мужа написать нашим знакомым в Петербург, что вот так и так… Принц, настоящий немецкий принц… Да и сама напишу одной своей знакомой… Пусть-ка она там царапается от зависти», – подумала Глафира Семеновна и самодовольно закусила губу.

А итальянский певец, стянув у щиколоток концы брюк резинками, уже ездил по велодрому на велосипеде, выделывая вензеля. Он оказался таким же хорошим велосипедистом, как и певцом. Американец же, настоящий велосипедист, про которого шла молва, что он из Мадрида в Биарриц на велосипеде приехал, не показывался. Наконец из киоска, где пролают шипучую волу, пришел Оглотков и сказал про американца:

– Пьян… Не может ехать на велосипеде. Пьет соловую волу. Может быть, отопьется, но не скоро. У него до сих пор еще глаза как у рака.

– Ты не беспокой мистера Гаррисона! Не надо нам его велосипедной езды, – сказала мадам Оглоткова мужу. – Вот перед нами велосипедный ездок, – указала она на итальянского певца.

– Да разве это знаменитость по этой части? А ведь у того вся грудь увешана медалями за велосипедную езду. Помнишь, он был у нас на лаун-теннисе в этих медалях?

– Сам же ты говорил, что они не настоящие.

– Хоть не настоящие, а все-таки… Вот я и хотел показать мадам Ивановой знаменитого велосипедиста. Вы знаете, что он делает? Он нам показывал. Он мчится на велосипеде, вынимает из кармана бутылку, откупоривает ее, потом достает рюмку, наливает в нее вина, выпивает ее, – рассказывал Оглотков, – и таким же манером…

– Ну, мне не надо этого… – перебила его Глафира Семеновна. – Я вообще не люблю фокусов с вином. Муженек любезный отвратил. А кстати, скажите, что он?

– Пьет содовую воду с американцем. Они уже целуются.

– Неужели! Скажите, пожалуйста, они простую содовую воду пьют? Там в киоске нет вина?

Оглотков замялся.

– В том-то и дело, что коньяк есть. Они немножко прибавляют для запаха.

– Ну, тогда тащите мужа вон… Тащите, пожалуйста! – воскликнула Глафира Семеновна. – Пойдемте даже вместе… Я его сама вытащу. Ему нельзя давать… Он уж и так пьян.

Глафира Семеновна бросилась в киоск, где сидел муж, но тот уж выходил из киоска под руку с американцем.

– Глаша, я тебе скажу – это лучший из всех сегодняшних знакомых… – начал Николай Иванович, указывая на американца.

Жена встретила его, нахмуря брови.

– Так, так… Лучший… Оттого и лучший, что такой же запивоха, как ты, – сказала она. – Мне сейчас сказали, что ты уж и здесь коньяк нашел и сосешь его. Ты мало еще пьян? Тебе еще хочется? Тебе хочется, чтобы мы твое тело тащили домой? Довольно. Ни шагу больше от меня. Едем домой!

– Потише, потише. Мы в аристократическом обществе. Так нельзя, – останавливал жену Николай Иванович.

– Едемте, месье Оглотков, обратно. Нам надо домой. Пора… – говорила Глафира Семеновна.

– С удовольствием. И нам пора в кондитерскую Миремона пить шоколад. Через час весь центр высшего круга туда перемещается. Но подождем немножко. Я обещал принцу посмотреть на его гимнастические упражнения на трапеции, – сказал Оглотков. – Пойдем все посмотрим.

– Ах! Это любопытно! – оживилась Глафира Семеновна. – Но разве это