– Си, си… Будь здрав, Николаи…

Капитан поднял рюмку и запнулся.

– Иваныч, Иваныч… – напомнила ему Глафира Семеновна.

– Иванич!.. Николай Иванич… Буди здрав, мадам Иванов!

Они выпили, чокнувшись.

– Скажите, пожалуйста, Иван Мартыныч, отчего мы здесь не видим совсем испанских костюмов? А мы приехали в Испанию смотреть костюмы испанские, танцы испанские, серенады испанские, – задал вопрос Николай Иванович.

– На Мадрид нет испански костюм.

Капитан отрицательно покачал головой, сделал отрицательный жест рукой.

– Отчего?

– На Англие нет костюм национал, на Францие нет костюм национал, и на Испание нет. Мода хотят. На провинцие есть мало. Иди на Севилья, на Гренада – есть мало. На Гренада и танц, на Гренада и серенада. Но мало, очень мало. Все модна костюм хотят. Танц качучи не лубят, а лубят вальс.

– Ну, поди ж ты! А мы, Иван Мартыныч, только из-за испанских нравов сюда и приехали, – сказал Николай Иванович. – Думали, испанские костюмы, испанские танцы.

– Берите дорога на Севилья – там есть мало.

– А от Мадрида до Севильи сколько ехать?

– Одна день.

– Фю-фю-фю! Это значит, столько же, сколько от Биаррица до Мадрида? Нет, домой… Поедем отсюда домой. Довольно с нас и Мадрида. Вот знаменитых художников-то посмотрим, так день-другой помотаемся, да и в путь. Правильно я, Глафира Семеновна?

– Мне самой здесь надоело. В особенности эти москиты проклятые. – Супруга указала на укушенную губу, около которой все еще держала носовой платок. – Скажите, капитан, можем мы видеть теперь ваш знаменитый бой быков? – спросила она.

– В осень нет бой биков… Бики – весна, бики – лето, – был ответ.

– Вот видишь, лаже и боя быков теперь в Мадриде нет, – обратилась она к мужу. – Лучше же уехать отсюда и пожить несколько дней в Париже.

Капитан стрельнул своими большущими глазами в сторону Глафиры Семеновны и сказал:

– Едем, мадам Иванов, к нам в Барселона. Там есть мало испански костюм.

– В Барселону-у? – протянула мадам Иванова. – А вы разве не в Мадриде живете?

– Я есмь морски офисье и не могу жить на Мадрид, где нет море, – отвечал капитан.

– Да, да… И то… Насчет воды-то у вас в Мадриде действительно подгуляло.

– Барселона – порт. В Барселона есть море. Я покажит ваш наш… наш…

Капитан запнулся и стал искать в книжке нужное ему слово.

– Корабль… – подсказала Глафира Семеновна.

– Си, си, сеньора… Корабль… Заутра мы здесь, Мадрид, а вторник едем на Барселона… – звал капитан. – Едем, Николяй… Иваныч.

– Нет, капитан, спасибо. Из-за одного какого-нибудь костюма тащиться в Барселону – не стоит овчинка выделки. Мерси.

– Море… Корабль от испански флот. Железни дорога одна: на Париж, на Барселона. Барселона мало направо с дорога. Вот дорога – вот Барселона.

Капитан стал показывать пальцем на тарелке.

– Понимаю, понимаю. Барселона по пути. Надо только в сторону свернуть.

– Си, си, кабалеро.

– Но где же вы учитесь у падре Хозе русскому языку? – спросила Глафира Семеновна.

– В Барселона. Хозе Алварес от Барселона.

– Понимаю, понимаю. Так и есть. Когда мы ехали сюда в Мадрид, он сел на половине дороги. Теперь понимаю. Он ехал из Барселоны.

– Си, сеньора, си… – кивнул капитан и, так как завтрак был уже кончен, херес выпит, он поднялся из-за стола и сказал: – Есть время ехать на музеум. Благодару, экселенц, за завтрак. Благодару…

Он прижал руку к сердцу.

– Что ж, поедем посмотрим на картины, – сказал Николай Иванович супруге.

79

В королевский музей – галерею картин старинных мастеров разных школ супруги Ивановы отправились пешком. Капитан Мантека сопровождал их. Они шли трое в ряд, имея в середине Глафиру Семеновну, которая то и дело задевала капитана по треуголке своим зонтиком. Расстояние было не велико. Они прошли мимо памятника Сервантесу, мимо театра, и вдали показался королевский музей. Здание музея нельзя сказать, чтоб поражало своим величием и роскошью. Оно имеет форму буквы П с портиком внутри, к которому ведет наружная гранитная лестница, разветвляясь на две у первой площадки и сходясь снова в одну на второй.

– Эта музеум есть испански гордость, – сказал капитан, когда они подошли к самому зданию. – Две тысячи и двасто картины. Сорок шесть картины от Мурильо, шестьдесят шесть от Рубенс и шестьдесят четире от Веласкес.

– Вы, должно быть, большой любитель живописи, капитан, что даже помните, сколько чьих картин имеется в музее, – заметила Глафира Семеновна.

– Си, мадам… Да… Я лублу. Я сам пишу картины.

– Ах, лаже и сам художник! Вот это прекрасно.

– Си… – продолжал капитан. – Но я вчера сказал мой учитель падре Хозе: я будет чичероне для мадам Иванов – и я есть чичероне. Я вчера читал каталог, я имей каталог.

Капитан хлопнул себя по боковому карману.

– Как это любезно с вашей стороны! Мерси. – Она протянула ему руку, и он крепко пожал ее.

– Вы вот нам, Иван Мартыныч, сегодня вечером насчет каких-нибудь увеселений-то почичеронствуйте. Испанское пение, испанские танцы, – проговорил Николай Иванович.

– Си, си… Ви хотит видеть наши испански гитана… танц от гитана – качуча, танц фанданго – ни будет видеть, экселенц! А теперь – Рубенс, Веласкес, Мурильо.

– Спасибо, спасибо. Картин-то и у нас дома много, а вот испанские танцы эти… Но и картины посмотрим. Посмотрим, какой такой Рубенс бывает, – продолжал Николай Иванович, взбираясь по каменной лестнице к портику музея. – Посмотрим. Про Рубенса этого самого я много слыхал, а видать не видал. У меня есть приятель один в Петербурге – Василий Тихоныч Заклепкин, богатый подрядчик по строительной части, так вот все Рубенсов-то этих самых по мебельным лавкам ищет, между старой мебелью. Нашел тут как-то в Андреевском рынке, купил за пятнадцать рублей, и в восторге. Вещь, говорит, пятьсот рублей стоит. Да ты знаешь его, Глаша… В парике он и с орденом всегда.

– Ну, что ты врешь! Можно ли Рубенса за пятнадцать рублей купить! – насмешливо отвечала супруга.

– Купил. Ну, не за пятнадцать рублей, так за двадцать пять. Ведь всякие Рубенсы тоже есть. Да не всякий им и цену знает. А тут продавал простой мебельщик, торгующий старьем.

Они поднялись на портик и остановились. Капитан обернулся и с высоты указывал на расстилавшийся перед ними вид.

– И еще слышал я про Рубенса… – продолжал Николай Иванович. – Я знаю, что этим Рубенсам цена большая, но не всякий их понимает.

– Ты посмотри, вид-то какой отсюда прелестный! – указала ему в свою очередь супруга.

– Да что мне вид! Так вот про Рубенса-то. Въехал будто бы один художник к хозяйке на квартиру… Комнату снял… А у ней в комнате старинная картина. Глядь,