Смерть потом рассказала ему, что ей было поставлено аналогичное условие. Сейчас Харон чувствовал, что время пришло, этот парень был их шансом покинуть безжизненное пространство междумирья с надеждой на лучшее посмертия.

Погруженный в свои мысли, он не услышал, как Людмила (Харон так и не понял, чем ей приглянулось это человеческое имя), подошла к нему и приобняла за плечи.

— Ты уверен, что он справится? — спросила она.

— Не знаю, но надежда есть. Парень хитёр, настойчив, упорен. У него может получиться. Как девчонка?

— Трудится не покладая косы в Австралии. Когда ты планируешь их встречу?

— Не скоро. Пусть пообвыкнутся в новых для себя ролях, столкнутся с проблемами, окажутся на грани. Мы ждали много лет, пара-другая оборотов Земли вокруг Солнца, не такой большой срок.

— Я устала, — с грустью сказала Людмила.

Харон обернулся. Рядом с ним она не накладывала на себя иллюзию строгого администратора преклонных лет, Людмила была такой, какой он увидел её тысячи лет назад на лодочной станции с листом пергамента в руках. Она была тем существом, которое даже Харон, вечный перевозчик душ, не мог до конца понять. Людмила была одновременно близкой и недосягаемой, как тень, которая всегда рядом, но которую нельзя ухватить. Когда она входила в его кабинет, воздух вокруг неё словно застывал, а время замедляло свой бег. Её присутствие было одновременно успокаивающим и пугающим, как тихий шёпот ветра перед бурей.

Людмила была высокой и стройной, её фигура казалась одновременно хрупкой и невероятно сильной, кожа была бледной, почти прозрачной. Волосы Людмилы, длинные и тёмные, как ночь, струились по плечам, словно живые, переливаясь оттенками глубокого чёрного и синего. Глаза её были самыми загадочными — они меняли цвет в зависимости от её настроения: то становились холодными, как лёд, то тёплыми, как осенний закат. Но чаще всего в них читалась глубокая печаль, словно она видела слишком много, чтобы оставаться равнодушной.

Людмила была одета в длинное платье, сотканное из теней и тумана. Оно облегало её фигуру, но при этом казалось, что словно жило своей жизнью — то обволакивая её, то растворяясь в воздухе. На шее у неё висел тонкий серебряный кулон в виде полумесяца — символ её связи с Хароном, подаренный им много веков назад.

Людмила была воплощением спокойствия и мудрости. Её голос был мягким, но в нём чувствовалась сила, способная остановить время. Она говорила медленно, взвешивая каждое слово, на разбрасываясь ими попусту.

Смерть была терпелива, но в её терпении чувствовалась скрытая угроза. Людмила не прощала ошибок, особенно если они касались её работы. Она была строга, но справедлива, и её решения всегда были окончательными. Однако в присутствии Харона её строгость смягчалась. Она позволяла себе улыбаться, и её улыбка была подобна первому лучу солнца после долгой ночи.

Для Харона Людмила была не просто Смертью — она была его вечной спутницей, его единственной отрадой в этом бесконечном междумирье. Лодочник видел в ней не только силу, но и уязвимость. Он знал, что за её холодной внешностью скрывается душа, которая страдает от того, что вынуждена забирать жизни. Харон видел, как её глаза тускнеют, когда она вспоминает тех, кого ей пришлось проводить в последний путь. Но в то же время он видел в ней надежду — надежду на то, что однажды они смогут перейти мост вместе и начать новую жизнь.

Когда они разговаривали, Харон ловил себя на том, что смотрит на неё с восхищением. Её движения были грациозны, как танец, а каждое слово, которое она произносила, казалось ему музыкой. Он видел, как тёмные волосы переливаются в свете факелов, как платье обволакивает её, словно защищая от холода междумирья.

— Я обещаю тебе, что мы сможем преодолеть барьер, — обняв Людмилу, прошептал Харон, — Нужно только следовать намеченному плану.

— Мне надоело ждать, это вы везёте только души, а я отнимаю живых людей у любящей родни и друзей, это в мою сторону летят все проклятия. Я устала, — в голосе девушке слышались слёзы.

Харон прижал Людмилу к себе, поглаживая по голове, успокаивая её. Ему и самому всё давно осточертело, но именно сейчас торопиться не стоило, нужно чётко следовать плану.

Глава 6. Профессор эзотерики

После разговора с Хароном я был полон решимости действовать. Энергия переполняла меня, но с чего начать, не знал. К цели вело множество путей, но какой же из них правильный? Я вышел из офиса, и направился в жилой блок. Решил поспрашивать у соседей о том, как они пытались помочь своим близким. По возвращению в комнату, обнаружил там только скучающего Андрея.

— Вернулся? Ну и как? — с интересом спросил он меня.

— Начальство ставит невыполнимые задачи, — ответил я ему.

— Думал, что всё будет просто? Как бы не так. Мне старые перевозчики только сумму назвали, которую скопить нужно было. Десять тысяч это очень много. У меня сейчас восемь.

— А на что тебе такое количество энергии?

— Когда якорь исчезает, перевозчик получает право убраться отсюда. Знаешь, за годы, проведённые здесь, ты теряешь себя. Сначала тебя ведёт цель, нужно помочь, выручить, перевезти. Когда же близкий человек тает в тумане, невыносимый груз человеческих страданий падает на плечи, а скинуть его можно только перейдя мост. На это и коплю.

— Понятно, — мы немного помолчали, а потом я спросил, — А как ты собирался найти сестру в пелене?

— А что там искать? На каждой перевозке светофор появлялся, и там она стояла, как напоминание.

— Странно. Аню я сегодня не видел.

— Да? Интересно. Впервые о таком слышу. Ты спроси кого угодно, у всех близкие на переходах стоят, ждут, надеются. Иногда, смотрят в твою сторону и будто видят, хотя это не так. У нас один водила не выдержал, остановился, побежал то-ли мать увидел, то-ли подругу. Да только переход тот пропал сразу, к машине чудом вернулся, потом от «чертей» удирал.

У Андрея запиликал коммуникатор. Взглянув на него, он попрощался и поспешил на выезд. Я немного повалялся на кровати, а потом пошёл прогуляться по территории таксопарка. Прошёл до гаража, пытался расспросить механиков и других водителей, но от меня попросту отмахивались. Даже Степан, который обслуживал мою машину, не стал отвечать на мои вопросы. Вот и как мне получить информацию? Раздосадованный, я вернулся в комнату. За время моего отсутствия вернулся Василий. На мои сетования о том, что никто не хочет идти на контакт, он ответил:

— Так никто толком и не знает ничего. Харон мало кого