приходилось работать, можно было считать выжившими после катастрофы, причем этой катастрофой были они сами. И, как это часто бывает после катастроф, язык, которым они описывали те чудовищные вещи, которые хранила их память, бывал, скажем так, довольно специфичным. В отличие от людей, переживших психологическую травму, мы не требуем от участников групп, чтобы они описывали все детали случившегося с ними. Мы скорее пытаемся добиться от них, чтобы они вслух рассказали свою историю в присутствии других членов группы и были готовы выслушать аналогичные истории остальных участников сеанса. Некоторым из них никогда не приходилось строить свой рассказ таким образом, как было принято у нас, – не заботясь о соблюдении специальной юридической терминологии, обязательном разъяснении мотива своих действий, точном описании самих этих действий, да еще о нащупывании возможной линии защиты. Находясь в составе группы, подобной нашей, человек получает возможность освободиться от эмоциональной изоляции. Члены группы могут учиться друг у друга, как жить в ситуации, когда у них начинает меняться восприятие самих себя [79]. Конечно, никто не пытается внушить им, что прошлого не существует. Британский психоаналитик Кэролайн Гарланд говорит об этом предельно просто и понятно: процесс восстановления (или, если хотите, выздоровления) состоит в том, чтобы «научиться жить с тем, что случилось», а не в том, чтобы «пережить и забыть случившееся»[80].

После окончания сеанса психотерапевты всегда проводят некоторое время вместе за чашечкой кофе, фиксируя темы, которые были подвергнуты обсуждению, и делятся впечатлениями. В тот день, когда Сэм впервые упомянул о своих родителях, один из моих коллег поинтересовался, есть ли у нас информация о том, говорил ли он раньше с кем бы то ни было о своей матери и контактирует ли она с ним после того, как он был осужден за убийство отца. Я рассказала коллегам, что ранее встречалась с матерью Сэма, Джудит, выступая в роли судебно-медицинского эксперта. Я знала, что она все еще поддерживает контакт с сыном и регулярно его навещает. Когда родственники осужденных прерывают все связи с ними, это можно понять – они просто не представляют себе, как следует общаться с близким человеком, ставшим преступником. Но когда родственники все же находят возможность заботиться о члене семьи, попавшем в тюрьму, и не вычеркивают его из своей жизни, это всегда находит положительный отклик в моей душе. Обычно так ведут себя матери по отношению к своим попавшим в беду «детям» – независимо от их возраста и того, какое именно преступление они совершили.

Когда судебный процесс по делу Сэма закончился, Джудит подала иск против частной психиатрической службы, которая должна была осуществлять контроль за ним, обвинив ее в преступной халатности. Ее адвокаты попросили меня оценить, страдает ли она какими-либо психическими расстройствами, вызванными тем, что упомянутая служба не предупредила ее, что Сэм на некоторое время отпущен на свободу, и трагическими последствиями этого решения. Это было задолго до того, как я вернулась в Бродмур и познакомилась с Сэмом, который провел несколько лет в тюрьме, а затем в связи с ухудшением состояния психики был переведен для лечения в заведение для душевнобольных со строгим режимом содержания. Я хорошо помнила дело Джудит, поскольку в ходе его рассмотрения довольно остро встали вопросы этического плана, касающиеся конфиденциальности и рисков. О нем писали в СМИ, поэтому я смогла дать моим коллегам кое-какую базовую информацию по делу, а также о том, как происходившее в прошлом могло повлиять на то, что Сэм сказал во время сеанса групповой терапии в тот день.

Сэм страдал одной из разновидностей хронических психических расстройств, которым чаще бывают подвержены мужчины. Такие люди, как он, с определенной периодичностью раз за разом попадают в поле зрения и под опеку служб психиатрической помощи. Все обычно начинается в ранней юности, когда психотические симптомы проявляются впервые. Чаще всего это выражается в форме галлюцинаций или бредовых состояний, а также других форм искажения реальной действительности. Иногда в таких случаях прием препаратов помогает, иногда – нет. Препараты могут прекратить появление галлюцинаций, но не в состоянии подавить возникающие в душе пациента чувство горя или страха, которые так трогательно описал когда-то медбрат и литератор Натан Файлер, работавший также медбратом в психиатрической клинике[81]. Подростки зачастую особенно неохотно принимают лекарства – из-за неприятных побочных эффектов или по той причине, что не хотят признавать себя больными. Некоторые из них начинают употреблять алкоголь и наркотики, чтобы облегчить психотические симптомы и справиться с обуревающими их неприятными чувствами – тем же страхом и ощущением подавленности. Так было и с Сэмом. Легкодоступные наркотики вроде марихуаны и кокаина лишь ухудшают психическое состояние таких людей и вызывают паранойю, которая может привести к возникновению острых ментальных кризисов, чреватых принудительным помещением в психиатрическую больницу. Там молодые люди с такими расстройствами могут попытаться применить насилие по отношению к сотрудникам, причем наибольшему риску нападения в подобных ситуациях подвергается младший медперсонал – санитары, медбратья и медсестры. По иронии судьбы те редкие случаи, когда лично я подвергалась нападениям за долгие годы своей карьеры, произошли во время моего пребывания в психиатрических заведениях общего режима, а не в тюрьмах или лечебных учреждениях строгого режима содержания. Что касается Сэма, то он несколько раз предпринимал попытки нападения на тех, кто за ним ухаживал и присматривал, но главной целью был один из членов его семьи (как мы уже не раз видели, объектом насилия в большинстве случаев становятся родственники)[82].

В то время как его сестра и ее сверстники и сверстницы готовились к поступлению в университет или подыскивали себе работу, Сэм оставался выключенным из жизни. Между тем было очевидно: если он «взорвется» и применит насилие, то его целью почти неизбежно станет кто-то из членов семьи. «Почти» в данном случае – немаловажное слово. Как ураганы временами могут отклоняться в сторону или ослабевать, не приведя к ожидаемым катастрофическим последствиям, так и обострения психических расстройств могут купироваться благодаря медицинскому вмешательству. Но обстоятельства сложились таким образом, что Сэму не предоставили – или не смогли предоставить – помощь, в которой он нуждался. Эпизоды, когда он применял насилие, учащались и становились все серьезнее, пока не достигли «пика», когда Сэм убил собственного отца.

Я объяснила моим коллегам, как именно мы с Джудит, матерью Сэма, познакомились примерно через три года после этой трагедии. Рассмотрение в суде гражданских исков, аналогичных тому, который подала она, обычно занимает гораздо больше времени, чем процессы по уголовным делам. Так что все понимали, что наша с Джудит встреча, конечно, была совпадением, но такие вещи происходили не так уж редко.