него важно, чтобы «его» психиатр присутствовал в публичном пространстве или считался авторитетным специалистом.

– А что касается проблем на работе, то у кого их нет, верно? – произнес Дэвид. – Я хочу сказать, вы прекрасно знаете, какой объем работы нам приходится выполнять и под каким давлением мы находимся. Национальная служба здравоохранения, можно сказать, развалилась ко всем чертям, а нам приходится разгребать все, что они наворотили. Слава богу, я скоро ухожу на покой. Эта работа требует стальных нервов, вы согласны? Я вам так скажу: мы – особенные. Нам приходится такими быть.

Дэвид скрестил ноги и послал мне победоносную улыбку. И снова у меня появилось ощущение, что он хочет польстить мне либо вызвать симпатию, называя нас с ним «особенными в силу необходимости». Было во всем этом что-то нарочитое, и я ощутила, что во мне зреет чувство внутреннего отторжения. Конечно же, я прекрасно знала, что это нельзя оставлять без внимания, – что-то в Дэвиде определенно вызывало у меня негативную реакцию. Я редко работаю с частными пациентами еще и потому, что люблю обсуждать подобные реакции с моей стороны с коллегами, которые помогают мне в моих размышлениях. Если бы дело происходило в Бродмурской больнице или в тюрьме, или даже во время работы в сотрудничестве со службой условно-досрочного освобождения либо с судом, я могла бы связаться с другими специалистами и посоветоваться с ними. Но поскольку речь шла о частной практике, приходилось действовать одной, без чьей-либо помощи. Мне удавалось сохранять нейтральное выражение лица, а на языке тела демонстрировать интерес и теплое отношение к пациенту, внимательно его слушать и поддерживать с ним зрительный контакт. При всем том я четко осознавала, что хотела бы оказаться как можно дальше от Дэвида – и, разумеется, мне было любопытно почему.

Может быть, причиной было то, что ему не хотелось ко мне обращаться? Если так, то он, несмотря на всю свою деланую любезность, скорее всего, чувствовал то же, что и я. Почему же мы оба испытывали такое острое желание покинуть комнату? Возможно, наше с ним общение будило в нас одни и те же тревожные мысли. Сама манера Дэвида вести себя вызывала у меня активную неприязнь, так что я решила позже поразмыслить о том, что он наговорил о Национальной системе здравоохранения, и постараться понять, не вызвало ли у меня подспудное беспокойство именно это. Он был прав в том, что ведомство сильно пострадало в результате продолжавшихся долгие годы сокращений и реструктуризаций, и будущее его казалось весьма неопределенным, а это не могло не расстраивать людей, работавших в сфере медицины. Мне также надо было подумать, не стали ли слова Дэвида причиной беспокойства за лично мое будущее, учитывая, что мы с ним не только работали в одной профессии, но и были примерно ровесниками. Когда кто-то наталкивает тебя на мысль, что впереди у тебя гораздо меньше, чем позади, это может вызвать серьезный внутренний дискомфорт.

Есть немалая доля истины в старой поговорке о том, что врачи – плохие пациенты, особенно когда речь идет о ментальном и психическом здоровье. Есть весьма тревожные факты, свидетельствующие о том, что случаи депрессии и злоупотребления сильнодействующими и наркотическими препаратами в нашей среде встречаются чаще, чем среди людей других профессий, а это является фактором, увеличивающим риск суицида. Мне доводилось работать с врачами общей практики, такими как Дэвид, у которых много пациентов и которым приходится решать очень широкий круг профессиональных проблем – на их плечи действительно ложится огромная нагрузка. Они на самом деле просто не могут себе позволить, чтобы у них «в голове творилось черт знает что». Душевный дискомфорт и беспорядок в мыслях – настоящий кошмар для большинства врачей. Нас с самого начала учат, что необходим строго научный подход к решению любой проблемы. А он требует полного и абсолютного контроля над собой. У нас очень высоко ценятся такие качества, как твердость и непоколебимость характера. Нам на протяжении долгих лет учебы внушают, что мы – все равно что капитаны морских судов, которые всегда должны быть у руля и никогда не покидать палубу до тех пор, пока все необходимое не будет сделано. Еще будучи молодым врачом, я быстро научилась без острой необходимости не отпрашиваться с работы, ссылаясь на болезнь, – коллеги могли расценить это как слабость. А между тем американская поэтесса Энн Секстон однажды очень точно написала о врачах, что «они лишь люди, которые / других людей пытаются лечить»[89].

Меня уже давно серьезно интересовал вопрос, насколько другим врачам необходима психологическая помощь. Отчасти потому, что сама врач и мне приходится бороться со всякой чертовщиной в собственной голове, мне прекрасно известно, как трудно бывает обратиться к кому-то из коллег за помощью или просто найти время для того, чтобы позаботиться о себе и самой подлечиться. У меня за плечами десять лет психотерапевтического лечения. Во-первых, мысль о его необходимости мне внушили еще в годы обучения, а во‐вторых, мне это было нужно, чтобы разобраться в себе и справиться с теми трудностями, с которыми пришлось столкнуться в жизни. Мне доводилось бороться с депрессией, а в 2010 году я прошла обучение на курсах когнитивной терапии на основе осознанности (КТНОО) – эта методика часто используется для лечения хронических депрессивных состояний. По сути, это медитационная практика, построенная на буддистских традициях. Могу лишь пожалеть о том, что не овладела ею намного раньше, – она оказалась весьма полезной как лично для меня, так и в профессиональном плане. Исходя из того, что эта методика может быть полезна и для других медиков, я с тех пор вместе с несколькими коллегами, чье мнение на этот счет совпадает с моим (один из них не только психиатр, но еще и буддийский монах), организую ежегодный семинар «КТНОО для докторов»[90].

Мой интерес к работе с коллегами как с пациентами распространяется также на тех, кто в силу особенностей своей профессии сталкивается с реальными и серьезными трудностями – вплоть до нарушения каких-то профессиональных правил и норм. Меня очень интересует, что заставляет коллег, которые, по определению, должны действовать на благо общества, помогать другим людям, вдруг пуститься «во все тяжкие». За долгие годы я убедилась, что есть очень много стрессовых факторов, негативно влияющих на психическое здоровье медиков, на их личное и врачебное «я» и приводящих к серьезным профессиональным деформациям. Так что нет ничего удивительного в том, что именно медики так часто становятся героями телевизионных драм, попавшими в ту или иную сложную ситуацию.

Еще на раннем этапе моей карьеры я видела, к каким последствиям могут приводить проблемы, возникающие у