встал на свои колеса. Все так же вежливо посмеиваясь, симпатичный Хунг отворил дверь и сказал по-русски: «Рейс окончен, всего доброго!»

Мы выпрыгивали на горячий бетон, с удовольствием разминая затекшие конечности. Молодые парни, окружившие нас, без лишних слов принялись вытаскивать из вертолета нелегкий груз операторов. У барьера, ограничивающего посадочную полосу, стояли разных марок блестящие лимузины, толпился народ. Ук Сомарим приглашающим жестом направил нас к депутации местных властей. Навстречу вышел полный человек в белой рубахе навыпуск, представился: «Лай Самон, председатель провинциального комитета». Мы уж было набрались терпения пройти от начала до конца всю процедуру встречи, но Лай Самон сразу же поставил все на свои места. В двух словах он обрисовал обстановку в провинции как «в общем спокойную», обещал выполнить все наши пожелания и, сославшись на дела, сел в свой черный «мерседес», который тут же рванул с места. Ук Сомарим сказал, что председатель приедет к нам в гостиницу на обед, там и поговорим подробнее.

Церемония встречи кончилась так же быстро, как и началась. Наши вещи уже лежали в автобусе, трещали вокруг оглушительно цикады, откуда-то из-за угла доносились тоскливые крики ящерицы-геккона «о’кей», звонко стучал пингпонговый шарик на открытой веранде: двое полуголых солдат играли в настольный теннис. Мы прошли мимо веранды к шиферному навесу, под которым стояли сложенные в ряды стальные контейнеры. Читаю под козырьками надпись: «US AIR FORCE» (Военно-воздушные силы США). Что привозили они в Баттамбанг из-за океана? Напалмовые и шариковые бомбы, мины-ловушки, сделанные в виде пакетиков со сладостями, емкости с ядохимикатами, оружие и боевую амуницию?.. Наверняка что-нибудь в этом роде. Сколько людей приняло смерть от содержимого этих контейнеров, сколько было сожжено деревень и поселков, уничтожено гектаров хлопковых плантаций и рисовых полей в «житнице Кампучии»? Точно уже, наверное, сейчас никто не подсчитает, но доподлинно известно, что в самой плодородной провинции страны за годы пентагоновских бомбежек посевные площади сократились наполовину. Хлопковые плантации в районе Андуанг Пич, частично обеспечивавшие сырьем местные текстильные фабрики, исчезли полностью, непоправимый урон был нанесен производству джута.

КОГДА-ТО, в эпоху Ангкорской империи, город Баттамбанг играл важную роль промежуточного форпоста, прикрывавшего столицу кхмерских королей от Сиама. Вдоль всего пути на Ангкор тянулась цепь наблюдательных вышек, подававших дымовые сигналы о приближении неприятеля. Своего рода беспроволочный телеграф, применявшийся во многих странах Востока с той же целью. Город расцветал и набирал силу как торговый и экономический центр западного аграрного района. Через него проходили пути купеческих караванов, возивших шелка, золото, драгоценные камни Пайлина, расположенного в 60 километрах к югу, бивни слонов, рога носорога, сандаловое дерево, пряности. В Баттамбанге находился знаменитый на всю Азию рынок дрессированных слонов.

В конце XVIII века западные районы Кампучии надолго попадают под сюзеренитет Сиама. В Баттамбанге временщиком садится один из высших сановников короля Анг Енга, непревзойденный интриган и непомерный властолюбец Бен. Он посылает в Бангкок регулярные подати и людей на строительство каналов. Кхмерская хроника «Понгсавада» называет этот период «разгулом лихоимства, чиновничьего произвола и массового разбоя во всем королевстве». Резиденцию Бена на берегу реки Сапгке народ называл «логовом дьявола». И в нынешнем столетии Баттамбанг вместе с Сиемреапом дважды прибирал к рукам Таиланд: по франко-сиамскому договору 1876 года он владел им до 1907 года, а потом с 1941 года до 1946 года с помощью Японии удерживал за собой плодороднейшие провинции Кампучии.

НАШ автобус катил по дороге к городу, продираясь сквозь буйную зелень вековых деревьев, мешавших видеть окрестности. Мелькали рисовые поля, дома на сваях, сваи без домов, котлованы водохранилищ, врубленных в иссохшую землю, придорожные харчевни, источающие не сравнимый ни с чем запах прахока и жареной рыбы. Иногда сквозь листву выступали развалины пагод и буддийских храмов, этих немых и равнодушных свидетелей пролетевших над Баттамбангом бурь.

Перемахнули горбатый мост через реку Сангке, чем-то напоминавший мостик у пагоды Нефритовой горы на озере Возвращенного меча в Ханое; удивленно вслед нам уставились изваяния мифических львов, разинувших пасти, загадочные лики гаруд, и сквозная широкая улица повела через город. Неторопливо текли в обоих направлениях вереницы велосипедистов, бычьих упряжек, сверкающих никелем и яркими красками моторикш, облепленных седоками и всевозможной поклажей.

В том виде, в котором он существует сейчас, город сложился в 60-х годах. Три его главные улицы, идущие параллельно Сангке, вместо названий так и носят порядковые номера: Первая, Вторая и Третья. Они, собственно, и образуют единый архитектурный ансамбль, в центре которого, как и в большинстве кампучийских городов, высится куполообразный рынок, имеющий выходы на все четыре стороны света. Обнесенные решетчатыми бетонными заборами одно- и двухэтажные виллы стоят в глубине тенистых скверов, и сам город производит впечатление большого парка.

С восточной стороны, где Сангке зигзагом уходит в сторону, Третью улицу замыкает отель «7 Января». Его фасад упирается в тенистую рощу, в которой расположились казармы местного гарнизона. Перед воротами, увенчанными пятибашенным флагом НРК, вышагивают взад-вперед, словно маятники, часовые в темно-зеленой форме. Наш приезд, видно, заинтересовал их изрядно, и они, прекратив маятниковое движение, все внимание обратили на нас.

Отель был совершенно пуст, если не считать его многочисленной обслуги, жившей вместе с семьями в подсобных помещениях и в номерах. Внутри двора — о, чудо! — бил вкось и вкривь фонтан, и вода в его чаше была зеленее травы. Мелкие брызги летели по каменным плитам, создавая приятный микроклимат в этом зажатом четырьмя стенами пространстве.

Портье гостиницы — хлопотливый Марес говорил без умолку о себе, по ходу показывая номера. Оказалось, мы первые постояльцы за последние недели. До этого приезжали еще представители ЮНИСЕФ, но их постой был кратковременным. Так что все работники отеля рады приезжим и постараются создать для нас максимум удобств и комфорта. Он провел меня на второй этаж по галерее и указал комнату. Дверь подалась сразу без ключа, так как запирать ее было нечем. Замок кто-то выдрал, что называется, «с мясом», и вместо ручки болталась джутовая веревка. Уходя, ты накидываешь ее на гвоздь с наружной стороны, уединяясь — с внутренней.

Проем для кондиционера закрывал кусок фанеры, но на окнах сохранилась тонкая металлическая сетка. Это успокаивало: ночью в комнате будет меньше комаров. Хотя постель и имела густо пропитанный пылью марлевый москитник, колыхавшийся от струй вентилятора, на полное спасение от зловредной мошкары бесполезно было надеяться. Марес предупредил, что с электричеством в городе туго, генератор работает лишь в определенные часы. Вечером, как начнет темнеть, свет будет, но только до 22 часов. Можно зажечь керосиновый фонарь, но тогда в комнате станет трудно