Шварцев из Сочи Женя никогда больше не встречал эту женщину, но она разбудила в нем чувственность. Теперь, если молочница, передавая Жене кувшин с молоком, касалась его пальцев, у него сразу пересыхало во рту, кипела кровь. Такое могло случиться, даже если он просто слышал шелест женского платья. Внезапно, без подготовки у него возникало всё время вспыхивающее сильное желание близости с женщиной. Однако Женя и думать не смел, несмотря на силу желания, попытаться обнять женщину, он просто цепенел от одной мысли об этом. Он стал беспокойнее, но постепенно новая сила нашла свое место в его жизни и была уравновешена другими силами и обстоятельствами. И все же из Сочи он вернулся, в сущности, другим человеком.

Глава восьмая

Опыт московской жизни

Перейдя в шестой класс на шестнадцатом году жизни, Женя не знал, зачем живет и во что верит, но испытывал страстную потребность верить и знать, куда идет. Его прежние стихи ему не то чтобы не нравились, а удивляли его, казались чужими – как будто их написал не он, а кто-то другой.

Собственная бездеятельность пугала Женю, лень ужасала. Все его мечты начинались с того, что он смело и разумно действовал и работал не разгибая спины. Так было в мечтах, а наяву его идеи о бессмысленности той жизни, которую он вел, были неосознанным желанием сбросить с плеч все обязанности, не работать. Его не покидало восторженное состояние духа, когда за туманом, неясно, он предчувствовал прекрасное. И это чувство было настолько радостно, что Женя даже не пытался понять, чем оно вызвано. Связанная с этим состоянием духа мечтательность, никогда в жизни не покидавшая его, мешала действовать. «Безграмотность и бездеятельность в той области, которую я считал своей, в литературе, в поэзии, – вот что могло бы оправдать меня, – но я и тут ограничивался мечтами и неопределенно величественно-поэтическими представлениями, – вспоминал Евгений Львович. – Чувствование у меня смешивалось с уверенностью в будущей славе. Недоверие к себе – с неведомо на чем основанной уверенностью в собственной гениальности. И ко всему этому – влюбленность, которая усиливалась с каждым днем. Чувство реальности заставляет меня добавить, что всё это вышеописанное заключалось в неряшливом, невысоком подростке. Нос у меня имел непонятную особенность – краснел без видимых причин. Это меня мучило. Я вечно скашивал глаза на кончик носа, чтобы проверить, какого он цвета в данную минуту. Я легко ревел. Слезами кончались мои споры с отцом и Бернгардом Ивановичем. Я плакал от бессилия, оттого что не в силах был доказать, что не так ничтожен, как им кажется. Да и чем я мог это доказать?»

В шестом классе Женя прошел первые выпускные экзамены. Готовился выпускной вечер. Он не то что предчувствовал, что вечер будет счастливым, а был спокойно уверен в этом, как это изредка случается и сбывается в удачные дни. Он, как всегда, стоял у входа и угадал Милочку еще издали, когда она шла, приближалась к калитке училищного двора, мимо решетчатого забора, вместе с подругой светлым июньским вечером. Уже темнело, когда кончилось второе отделение программы и Женя наконец подошел к Милочке. Во время перерыва в танцах ясной ночью они вышли во двор. И Женя, сделав над собой сверхъестественное усилие, спросил Милочку, что бы она ответила, если бы он объяснился ей в любви. Милочка сказала, что не поверила бы ему, потому что он, как ей кажется, любит другую. Кого же? Подругу, с которой она пришла на этот вечер, Олю Янович. Женя стал возражать, и постепенно его объяснение из предположительного превратилось в утвердительное. Он был как в тумане и уже не чувствовал страха. Женя упорно не соглашался ни на какие отговорки, настаивал на одном: «Милочка, я тебя люблю. Скажи мне, как ты ко мне относишься?» Когда Женя провожал Милочку домой, она попробовала сказать, что о любви им говорить рано, ведь они еще дети. Женя резко возразил против этого, хотел сказать, что ему уже пятнадцать лет, но не сказал, потому что эта цифра показалась ему не слишком внушительной.

Так они дошли наконец до Милочкиного дома. Женя преградил ей путь к калитке, упершись рукой в забор, и требовал, чтобы Милочка ответила ему: да или нет. Если нет, то он никогда больше не будет говорить с ней о своей любви. Если да, то он будет любить всю жизнь и никогда не оставит ее. Милочка молчала, опустив голову. «Если она скажет “да”, надо будет ее поцеловать», – подумал Женя. Но она всё молчала. Женя чувствовал, что она не может сказать «нет», но радости не было в его душе, потому что он был отуманен, ошеломлен необычностью происходящего и собственной настойчивостью. И вот вдруг Милочка сказала: «Да». Женя сделал шаг вперед, протянув руки, и напугал бедную девочку. Она метнулась вправо и молча скрылась, а Женя пошел домой, не понимая, что произошло. Она сказала «да», но он напугал и обидел ее. И всё-таки она ответила «да». Зачем он протянул к ней руки? Что теперь будет?

На все эти вопросы Женя получил ответы на следующий день, когда пришел на вечер гимназисток и вызвал Милочку из окружения ее подруг для разговора. Гуляя с ней взад и вперед по гимназическому длинному дворику, он выяснил, что она в самом деле рассердилась на него накануне вечером, но теперь прощает его. Она подтвердила, что тоже любит Женю, и они с наслаждением стали говорить о том, что до сих пор только смутно угадывали. О том, когда она впервые заметила, что Женя любит ее, о разных встречах в прошлом, несчастных и счастливых, и о том, почему это получалось так. Но вот загремел последний марш, и Милочка простилась с Женей. Кто-то из подруг ночевал у нее, поэтому он проводил ее только до угла и сказал шутливо, что, как рыцарь, будет стоять на углу и ждать, пока она не дойдет до дому. И они расстались.

На следующий день Милочка была с ним ласкова, и этот день Женя причислил к счастливым. Впервые он со всей ясностью ощутил, что произошло, и поверил, что любви можно радоваться. Как вспоминал он впоследствии, эти дни во многом определили его жизнь. Началась полоса радостей, но одновременно и мучений такой силы, что они заслонили от него весь остальной мир. Женя не смел назначать Милочке свидание, самая мысль об этом приводила его в ужас. Поэтому он лишь искал встречи с ней и не смел сказать ей ласкового слова. Но его любовь