произвожу невероятный фурор и продаю сразу миллион! «Панигал» выпускает стиральный порошок «Соле» – его в Италии знают все. Идея в том, чтобы поместить «Додо» в каждую пачку. Я добился огромных успехов, но партнеры что-то не светятся радостью.

– Нам придется нанять еще рабочих, чтобы не отставать от продаж, – объясняю я и готовлюсь защищать свою точку зрения до последнего.

Но команда меня не понимает, мы говорим на разных языках.

– Если отдавать контракты на сторону, потеряем прибыль.

Все трое этого боятся, поэтому согласно кивают.

– Но иначе мы не угонимся за продажами! – возражаю я.

Без толку, они упрямы как бараны, думают только о том, не удлинить ли смены или, может, разнести производство на два цеха, как на заводе, подключив станок для штамповки деталей из латуни и пластика.

Самый масштабный контракт, с «Панигал», предполагает отгрузку тремя партиями. С первой, в триста тысяч штук, нам еще удается соблюсти сроки, с двумя другими – нет, идут задержки. Нам не хватает деталей. Юристы заказчиков подают на нас в суд за неисполнение контрактных обязательств, а предусмотренные договором штрафы просто смахивают нашу компанию с доски. Банк блокирует деньги, которые сам же нам и авансировал. Мы прогораем, все расходятся по домам.

А мне снова приходится начинать с нуля. Ощущение, будто я в какой-то временной петле и тупо брожу по кругу. Деньги, отложенные на семью, потеряны. Я в полном отчаянии.

Искушение коррупцией

(1986)

«Чтобы покончить с былыми привычками и предрассудками, приходится экспериментировать». Эти слова Раньеро я обдумываю несколько дней: поначалу не придал им особого значения, но теперь понимаю, что по сути сама фраза не такая уж мудреная, а главное – она точная. Философ прочел меня как открытую книгу.

Последовав его совету, я обнаружил, что легко могу быть предпринимателем, а не вором. И вот теперь хочу удостовериться.

Когда затея с «Додо» провалилась, я сказал себе: «Леонардо, будь добр, не сходи с верного пути».

Предпринимательская жилка не успокаивается, зудит. Чтобы заткнуть дыру в бюджете, я все-таки планирую напоследок провернуть пару делишек и между делом поговорить с Раньеро: похоже, шестеренки в его ученой голове крутятся весьма неплохо. Встречаемся в том же баре Имбракино в Квадрилатеро.

– А ведь история с «Додо» могла стать поворотным моментом всей моей жизни… – начинаю я.

– Почувствовал вкус победы, а? – усмехается Раньеро.

– Еще как! Не знаю, может, это как раз мое… – Ну, я очень на это надеюсь.

– Иные люди до самой смерти свой путь ищут, так что если ты и впрямь уже сейчас это понял… Я тебе завидую! – опять философия, его тщательно продуманные фразы порхают в воздухе и мягкими коготками впиваются мне в голову.

– Я пока не уверен… – Сдаю я немного назад, хоть и не слишком решительно.

– Отчего же? – спрашивает он, сочувственно глядя мне в глаза.

– Даже и не знаю… – Подобные сомнения мучают меня лет с шести.

– Проблема этого мира в том, что умные люди во всем сомневаются, зато идиоты всегда абсолютно уверены. – Очередной философский выпад. И очередное попадание в яблочко: над этой фразой тоже стоит поразмыслить.

– Да у тебя мозгов на сотню хватит… – Комплимент, конечно, незамысловатый, зато одинаково трогает как образованных, так и совершенно тупых. Не чересчур ли? Хотя я и в самом деле так думаю.

– Если бы это было так, Леонардо. Ты не представляешь, как часто я ошибаюсь… – И он накрывает мою ладонь своей.

– Ну, мне ты кажешься одним из немногих, кто все в этой жизни понимает… – На душе сразу становится легче, и мы продолжаем болтать.

Рядом с Раньеро со мной происходит удивительная вещь: уж и не знаю почему, но мне становится стыдно лгать. Стыдно за свои корыстные, изворотливые мыслишки. Мне просто необходимо побыть самим собой. Наши отношения я бы определил как взаимное сочувствие, что между двумя людьми случается нечасто, особенно если у одного из них ни гроша за душой. Раньеро умный, его не обманешь, даже пытаться не стоит: он мигом захлопнет дверь прямо перед моим носом. А людей, с которыми мне приятно поговорить на общие темы, выходящие за рамки сугубо практических моментов, не так уж и много.

– Что думаешь делать? – интересуется он.

– Да то же самое, что и с «Додо», всякие коммерческие штучки. Сам же видел, я что угодно могу продать! – пафосно заявляю я.

– С «Додо» ты справился прекрасно, вот только Лучано с дружками ни хрена в этом не понимали. Ты уж прости… – Он совершенно серьезен.

– За что простить? – удивляюсь я.

– Ну, это ведь я тебя с ними познакомил…

– Да брось! Это я тебе благодарен… мы сидели на куче алмазов, а они все тупо в унитаз спустили.

Так мы болтаем еще часок, причем обсуждаем не только всякую ерунду, но и вещи более глубокие. Да, мы почти не знакомы, но связь между нами – крепче некуда. Потом я наконец поднимаюсь – посидел бы еще, но мне пора, нужно забрать детей из школы.

– Я сделаю пару звоночков и потом свяжусь с тобой… что-нибудь да найдется, – говорит он на прощание.

Раньеро из кожи вон лезет, обзванивая разных людей из реестра предпринимателей, и через пару недель устраивает мне собеседование с коммерсантом из Равенны, неким Андре Хоффманном. Договариваемся встретиться в Генуе, в гостинице неподалеку от порта. Хоффманн – надменный здоровяк в льняном пиджаке, шейном платке вместо галстука и темно-синей шляпе-федоре. В его трехдневной щетине проглядывает седина.

– Atzalut![16] – говорит он и тут же разражается хохотом, который заполняет собой весь зал.

– Андре Хоффманн? – я растерянно замираю, отчасти еще и потому, что эту смесь немецкого с каким-то местным диалектом понять не могу.

– Ты ведь Леонардо, так?

Я киваю.

Он говорит, что Раньеро представил меня гением маркетинга, задал масштаб, так сказать.

– О «Додо» я знаю. Реально круто, мои поздравления. Но мне-то, разумеется, нужно продать кое-что другое… – Он немного медлит с выпадом.

– Счетчики Гейгера–Мюллера, – сразу парирую я, поднимая ставки, поскольку уже наслышан, о чем речь.

– Точно! Сегодня возьму тебя с собой, – наконец-то Хоффманн предельно конкретен, как настоящий коммерсант. Продукция, которую он собирается продвигать, весьма интересна: это портативный счетчик Гейгера–Мюллера, предназначенный для больниц. – Поедем-ка прямо в «Гаслини»[17], нас уже ждут.

Идем в отделение инструментальной диагностики. Здесь стоят томографы, рентгенографы. С них Андре и предлагает начать, только просит сперва выйти в коридор.

– Но ведь до коридора излучение не доходит! – удивляется один из рентгенологов.

– Уверены? – Мы начинаем проверку и при помощи наладонника ясно видим показатели радиации. – Восемнадцать миллизивертов, и это в коридоре!

– Как же так?! – изумленно вопрошает белый халат.

– Надо что-то делать! Вы обязаны защищать себя и своих пациентов, вы ведь клятву давали!

На выходе из больницы Андре спрашивает, какая стратегия продаж мне кажется наилучшей. И я без особых раздумий заявляю:

– Запугивание.

Он кивает.

В радиации я ничего не смыслю – ни на техническом, ни на биологическом уровне. Поэтому первым делом иду в библиотеку, о чем до отсидки даже не помышлял. Беру три справочника по радиационной защите. Самый внушительный – «Руководство по медицинскому надзору за организацией защиты от радиации» некоего Витторио Станкари, почти триста страниц тактической подготовки. Ионизирующее излучение и физиологические эффекты. Зачитываюсь до тошноты. Многих слов не понимаю, выписываю, заглядываю в словарь.

Через три недели я уже запросто жонглирую научными терминами: фотографическая память делает свое дело. Теперь в голове у меня хранится длинная цепочка иллюстраций и фотографий, которые помогают мне не запутаться в сложных понятиях. С новыми знаниями я смогу максимально эффективно применить свои деловые навыки. Следующая остановка: Милан, «Нигуарда» – одна из лучших больниц Италии.

История повторяется: мы демонстрируем, что излучение достигает даже помещений, прилегающих к лабораториям, а значит, они не так безопасны, как считалось ранее. «Радиация – это тайфун, она настигнет вас и в коридоре!» Осознав риски, персонал предоставляет отчеты руководителям отделений, а мы составляем смету. Белые халаты хотят себя обезопасить. Но я не учитываю главного: когда речь идет о государственной системе здравоохранения, все разбивается о непреодолимую стену – бюрократию.

– Не ездить же нам из больницы в больницу, продавая счетчики