что Гитлер и его банда представляют собой единственное препятствие к более счастливому мироустройству, которое охотно примет в себя и немцев, он без лишних уговоров даст сгинуть Гитлеру там, где ему и место.

Март 1941

Немецкие слушатели!

До сих пор другие дикторы сообщали вам то, о чем мне хотелось сказать вам из своего далека. Теперь вы слышите мой собственный голос.

Это голос друга, немецкий голос; голос Германии, который показывает и еще покажет миру ее другое лицо, а не ту жуткую маску Медузы, которую надел на нее гитлеризм. Это предостерегающий голос, потому что предостеречь вас — единственная служба, какую немец, подобный мне, способен вам сегодня сослужить. И я выполняю этот мой долг со всей серьезностью и искренностью, хотя и знаю, что нет такого предостережения, которое давно уже не прозвучало, не поселилось бы в ваших собственных сознании и совести, в сущности не поддающихся обману. Предостеречь вас — это значит укрепить вас в ваших собственных недобрых предчувствиях, уверить вас в том, что эти зловещие предчувствия верны, что они совершенно оправданны. Но такое уверение дать вам необходимо, — потому что лишь с пробуждением в вас чувства, что вы ступили на чудовищно неправый путь, сопряжена надежда на то, что вы все-таки сможете с него сойти.

Cкверные люди, которые руководят вами, — люди «скверны» в самом окончательном и глубоком смысле слова — хорошо знают, что, несмотря на все ваши победы, на душе у вас безрадостно, что вы не верите в обманчивый блеск этих побед и что вас воротит от невозможной, невыполнимой роли надсмотрщиков над рабами, какую вам отвели. Они знают, что вы жаждете свободы, пристойного сосуществования с другими народами на земле и конца ужасающе безграничной авантюры гитлеровской войны. И потому они пытаются всеми силами поднять ваш дух теми успехами, какие их преступления приносят им и которые суть ничто иное, как все большее увязание в преступлениях. Сейчас, например, это порабощение Болгарии. Вашей прессе приходится бахвалиться: «Могущество идеи и оружия близко к тому, чтобы смести последнее сопротивление новому порядку».

То есть именно могущество оружия — потому что в чем же заключается идея? А идея — это насилие и подлость, и сопротивление такой идее и невыносимому обесчещению человечества их вселенским торжеством далеко не сломлено. Сопротивление живо и право; оно сильно, упорно и несгибаемо. Имя ему — Англия, а Англия — это целый мир. Еще один мир — Америка, и ее мощные ресурсы будут во все возрастающей мере предоставляться в распоряжение англичан ради их борьбы за свободу. Просто потому, что в стране за океаном от вас совершенно отчетливо видят, что борьба, которую ведет Англия, — это и их борьба. Слышали ли вы, что так называемый билль о ленд-лизе, закон, позволяющий оказывать Англии всестороннюю поддержку, одобрен в сенате США подавляющим большинством голосов? Вы воюете не только с Британской империей, но и на самом деле уже сегодня воюете и с Америкой, и вам не нужно говорить — вы чувствуете это сами, — что день ото дня ваше положение все тревожней и невыносимей. Что будет с вами? Если проиграете, то все духи мщения на этой планете обрушатся на вас за то, что вы причинили людям и народам. Если победите, и Англия падет, и даже если выиграете войну континентов, разгромив Запад и Восток, неужели кто-нибудь из вас верит, что это будет прочная победа, создающая новый порядок и приемлемая для вас и других, — победа, после которой можно жить? Может ли один народ жить надсмотрщиками над другими, с полицейскими армиями по всему порабощенному земному шару, где все нации должны пахать на расу господ? Вынесет ли это душа какого-либо народа? И особенно вашего, немцы? Можно быть сколь угодно мрачного и скептического мнения об истории и человечестве, но в то, что мир признает окончательную победу зла, что он потерпит свое превращение в сплошную камеру гестапо, в один концлагерь, где вы, немцы, будете выполнять функции охранников — в это не поверит и тот, кто не верит уже ни во что.

Ваши вожди клеймят сопротивление Англии и ту помощь, какую она получает от Америки, как «затягивание войны». Они желают «мира». Те, с кого стекает кровь их собственного народа, других народов, осмелились произнести это слово! Под «миром» они понимают подчинение, легализацию их преступлений и признание человечески неприемлемого. Но этого не будет. С Гитлером не будет мира, потому что он по сути своей неспособен к миру, и потому что это слово в его устах — всего лишь грязная, патологическая ложь, как и всякое слово, когда-либо данное и произнесенное им. Покуда Гитлер и его режим поджигателей войны остаются у власти, вы, немцы, не будете иметь мира никогда, ни при каких обстоятельствах. Всегда, как и сейчас, вам придется идти дальше вперед, среди проклятых дел насилия, совершаемых пускай из одного даже страха перед духами мщения, для того, чтобы вас не поглотила безграничная, все возрастающая ненависть мира.

Предупредить вас, немцы, значит укрепить вас в ваших собственных дурных предчувствиях. Сделать большего мне не дано.

Апрель 1941

Немецкие слушатели!

Разумеется, я сознаю, что разговаривать с вами сегодня нелегко. Победные реляции сыпятся на ваши головы, как сыпятся на Лондон зажигательные снаряды правящих вами мучителей человечества, и наполняют ваши души — по крайней мере, души слабых, глупых и незрелых — пламенным, не поддающимся никакому вразумлению, воодушевлением. Перед вашими опьяненными взорами носятся образы, оскорбительные для всякого, кто сохранил представление о чести: омерзительный и идиотский образ развевающегося на горе Олимп знаме-ни со свастикой. Скоро она будет развеваться и над Акрополем — это неотвратимо. Предусмотрительно на всякий случай вам давали понять, что местность на сей раз не особенно благоприятствует проведению блицкрига, этого вашего великого изобретения, и быстрого развития событий, вероятно, ожидать не стоит. То была излишняя предосторожность. Все происходит быстрее, чем многие из вас надеялись, а некоторые опасались. Немецкая военная машина, технический монстр, трудится с потрясающей точностью и скоростью. Против нее не помогает никакое геройство — безжалостно, с механическим торжеством, она перемалывает, растаптывает веру в право и свободу, уже не знаю какого по счету, народа.

Вас распирает от гордости? Гордости за что? Один грек стоит против шести или семи ваших. И удивительно, что он отваживается, что он закрывает грудью теснину свободы, а не то, что вы побеждаете. Нравится вам та роль, в которую вас загнала игра истории — когда всечеловеческий символ Фермопил вновь оживает на том же самом