бы славно, немцы, это было бы началом добрых перемен. Отчаяние — это хорошо, это лучше, чем трусливое хвастовство. Из отчаяния, если оно только достаточно глубоко, ведет подъем, новая надежда, возрожденный свет. Посмотрите: рождественская звезда, за которой держит путь человечество, горит и светит даже сквозь плотный кровавый туман этого времени. То звезда мира, братства и правосудия.

Декабрь 1941

Немецкие слушатели!

Как вам понравился приказ фюрера Гитлера, которым он уволил своих побитых в России генералов и, по указанию «голосов», которые он слышит, объявил себя верховным командующим на всех фронтах немецкой завоевательной войны? У нас здесь этот документ был воспринят со смесью отвращения, ужаса и смеха, который вызывают все высказывания этого невзрачного индивида. Страх, хвастовство, самопрославление с нотками мелодрамы, изрядная доля лжи, а по временам ее полное недержание, угрозы мобилизации новых отрядов самоубийц, привлечения новых видов оружия, создания все новых мясобоен, увещевания и заклинания «его» солдат, для которых он собирается сделать все вообразимое и которые должны сделать для него — заметьте, для него — все возможное; все это завывает и рычит из приказа голосом, который мы знаем и который стал так отвратительно знаком всему миру — голосом бешеного цепного пса.

В паузах своего лая он говорит по-французски. Как завоеватель Галлии он считает себя теперь обязанным это делать, пусть даже при этом несколько промахивается. Raison d’etre[28], говорит он, потребовал, чтобы все полномочия командования были сконцентрированы в одних руках. И под raison d’etre он, очевидно, подразумевает право на жизнь немецкого народа, его свободу, за которую идет борьба; под «свободой» же — самое позорное рабство как средство обратить в позорное рабство весь мир.

Изнуренная своими преступлениями и отправленная на отдых в Альпы, берхтесгадина под живительным влиянием горного воздуха снова обрела веру в свою миссию — и быстренько воротилась в свое безумие. В ее послании на каждом шагу говорится об интуициях, вещих голосах и внутреннем зове — этому невропатологи воспрепятствовать не смогли. Ничего более романтического не было со времен Орлеанской девы — лишь с ней, а не с Наполеоном, Цезарем, Фридрихом следует сравнивать этого мистического героя, как бы нам ни было при таком сравнении обидно за приличную девушку.

Прежде всего, он хочет внушить себе и своим бедным солдатам веру в то, что всегда знал, как все обернется. Он предвидел отчаянное положение, в которое поставил Германию, вовлекающую в себя весь мир войну, которую он развязал, — предвидел с тех пор, как начал готовиться защищать (он называет это «защитой»!) Германию. Слепой авантюрист, которого злая звезда ведет от одного непредвиденного преступления к другому, якобы знал, когда только затевал эту серию, что в один прекрасный день три величайшие державы мира — Англия, Россия и Соединенные Штаты — будут против него, что он настропалит их против себя. Так что это ничтожество пытается представить себя виновнее, чем он есть на самом деле, и тут же набирается храбрости, вспоминая японцев, своих ловких соратников, которых он скоро, пожалуй, произведет в северные арийцы и которые своим внезапным налетом на тихоокеанскую базу Америки придали гитлеровской войне новый благоприятный оборот.

Так он говорит своим солдатам. Но вот о чем его голоса должны были бы сказать ему, так это о том, что беззаботность Америки связана с ее ощущением своей колоссальной силы, и что, вероятно, со стороны желтых братьев по оружию было весьма неразумно столь грубо будить льва. Он пока еще едва поднял сонную лапу, и ему еще предстоит обучиться радикальной войне, которой он не знал.

В ближайшие годы, пока кара еще не обрушилась на голову немецкого фюрера, мы будем все чаще слышать переходящие в вой заверения, которыми он пытается оправдаться: «Я не хотел ничего иного, кроме величия Германии!» И кого же он в конечном счете призывает в покровители и свидетели в своем эдикте? Господа, Всевышнего! Безбожнейшее из всех созданий не стыдится произносить имя, к которому вопиют миллионы замученных им жертв. Не трожь это имя, и пусть Он услышит нашу сокровенную мольбу: «Отец небесный, уничтожь эту гадину!»

Январь 1942

Немецкие слушатели!

Известие звучит невероятно, но у меня надежный источник. Мне сообщают, что во многих семьях голландских евреев в Амстердаме и других городах царит глубокий траур по сыновьям, погибшим ужасной смертью. Четыреста молодых голландских евреев увезли в Германию, чтобы испытать на них действие ядовитого газа. Токсичность этого рыцарского и глубоко немецкого военного средства, подлинного оружия Зигфрида, проверена на юных недочеловеках. Они мертвы — умерли за «новый порядок» и военную изобретательность расы господ. Именно для этого они и годились. Ведь они были евреи.

Я сказал: история звучит невероятно, и повсюду в мире многие отказываются ей поверить. Не до конца преодоленная инерция нежелания верить, от которого мы, немецкие беженцы, так жестоко страдали все эти годы. Нежелание поверить в подлинную природу национал-социализма, попытки считать его чем-то человечески допустимым, можно и сейчас встретить повсюду: склонность, если не сказать тенденция, относиться к таким историям как к придуманным для устрашения басням широко распространена — к выгоде врага. Но это не просто отдельные случаи и истории — это история. Нацисты сознательно пытаются творить всеми своими деяниями историю, и эксперимент по отравлению газом четырехсот молодых евреев — сознательное и демонстративное историческое деяние, поучительное и служащее примером духа и нрава национал-социалистической революции, которую не понять, если не считать моральную готовность к таким деяниям революционным достижением. В этой отсталой, на тысячелетия отсталой готовности и состоит национал-социалистическая революция. Ничего другого она с собой не принесла и никогда не принесет. Нельзя забывать, что в начале этой войны, которая началась не в 1939-м, а в 1933 году, были упразднены права человека. «Права человека упразднены» — провозгласил тогда д-р Геббельс в берлинском Дворце спорта, и с десяток тысяч одураченных болванов ревом выразили ему жалко-бессмысленное одобрение. То была историческая декларация, принципиальная основа всего, что нацистская Германия несет сегодня народам, включая свой собственный; констатация революционного достижения, означающего упразднение всех нравственных достижений тысячелетней истории человечества — не только достижений Французской революции, но и смягчающего, цивилизующего, обостряющего совесть влияния христианства. Содержание, новое учение и дела, теория и практика национал-социалистической революции суть бестиализм, одно только зверство, и продуктом этой революции является сегодняшняя Европа, наполовину загубленная голодом и мором территория, по которой, если гитлеровская война продлится еще несколько лет, будут рыскать только волчьи стаи.

Представить себе совместную жизнь немецкого народа с другими народами после этой войны ужасно тяжело, — это составляет