юного Алвини, глядевшего на выбранную батюшкой невесту с плохо укрытой болью.

Выдохнув резко, Лис вернул свою мимику под контроль — но, кажется, бессмысленно и запоздало. Публика скользила по нему сочувственными взорами, сейчас же деликатно отводя их к серым уткам.

Что теперь станет говорить о нем общество?

«Алессан Алвини — влюблен!»

Несколько подтачивает его репутацию, но такие промашки случались и прежде.

«Алессан Алвини влюблен — в свою невесту!»

Чуть более моветон среди высокой аристократии, но все еще ничего критичного. Настоящим позором его укроет финальный штрих:

«Алессан Алвини влюблен в свою невесту — безответно!»

Глава 21. Охотник за головами

В Итирсисе: 12 августа, суббота

«Посольский дом великого Тассира» оказался одноэтажным зданием из невзрачного желтого камня. Парадные ступени почти примыкали к дороге, вход отделялся от улицы строем тощеньких арок.

Век назад усадьбу строил один чиновник, большой поклонник валицианского зодчества. Дом он величал не иначе как «виллою», много поправок вносил в архитектурный прожект самолично, а пожить в этом творении успел недолго — был уличен в хищениях и завершил карьеру каторгой.

Народная молва сохранила о первом хозяине столь добрую память, что уверенно отводила ему лучшее место в адских котлах — и оттого за домом закрепилось прозвание «советниковы вилы». Худые проемы арок играли на пользу этому сходству.

На «вилах», отошедших казне, и разместили южного принца — в последние полвека у Тассира в Ладии никакого посольства не было вовсе.

Себастьян ощутил даже неловкость за столь явное пренебрежение к дипломату — обыкновенно ладийцам не свойственна мелочная месть. Вилла, зажатая между чужими оградами, казалась крошечной, темной и тесной, и длинные предзакатные тени лишь усиливали контраст.

Арис шла рядом, взволнованно сжимая локоть кавалера и тоже оценяя виллу: сравнение определенно было в пользу ее нового отеческого дома — не слишком большого, но легкого и светлого.

Сегодня она «выходила» уже вторично.

Этим утром царевич Флавий смог, наконец, официально предъявить Леонору и Арис монаршей родне. Обе леди волновались до дрожи, хотя им обещали только узкий круг. Поначалу тот состоял из восьми лиц, и Арис худо-бедно запомнила не только правящих величеств, но и нескольких кузенов и кузин. К ее ужасу, зал продолжил пополняться и после начала завтрака, так что вскоре она перестала различать мужчин в мундирах и камзолах, а дам кое-как разделяла лишь по платьям — милые лица большинства из них были дивно схожи с ее собственным, а манеры не давали проявиться типажу. О том, чтобы запомнить имена, она и не мечтала.

Арис так старательно молчала на этом высоком завтраке, что избежала стать посмешищем, но любопытные глаза родни заставили ее сидеть в мурашках и не чувствовать вкуса еды на тончайшем фарфоре.

Она еще не оправилась от утренней тревоги, когда Себастьян забрал ее на загадочный ужин к послу.

Гости не успели коснуться молоточка — слуга-тассирец отворил и с молчаливой угодливостью повел их сквозь миниатюрный холл. Створки задней двери распахнулись обе сразу, и гости изумленно замедлили шаг: задумка зодчего внезапно открылась им правильной гранью.

Тесная с торца, вилла убегала вглубь весьма пространно — и в прямоугольнике закрытого двора дышал прохладою пленительный вечерний сад.

Дорожки укрывались кроной груш, из ветвей торчали красные диковинные птицы, по искусственным руслам с цветными камнями гремели ручьи. В сердце сада на мраморной площадке ломился от изысков мозаичный стол — и гостеприимно улыбался смуглый восточный юноша немногим старше Себастьяна.

Черные усы и острая бородка придали ему возраста, но наделили некоторой лихостью, а платье подчеркнуло экзотический портрет. В старых ладийских сказах царевны порою прятали в рукава косточки от дичи — в красных рукавах селимовых одежд легко утонул бы весь ужин и графин с вином.

Мягко взглянув, принц первым кивнул Себастьяну, означая ладийское приветствие, затем коснулся рукою сердца уже по-тассирски.

Этикет в данном случае был непрост: сын чужого султана являлся гостем на этой земле, но хозяином в доме — и это еще без учета фамилии Арис. Флавий, провожая, рекомендовал им держаться свободно — встреча назначена принцем как частная, Арис не выступает от лица империи, а Себастьяну и вовсе невыгодно красоваться манерами.

— Счастлив, что вы озарили мой дом, — в полном согласии с этой указкой приветил Селим. — Господин Себастьян, прекрасная Арис — чувствуйте себя без церемоний.

«Он избегает назвать Арис леди! — нашел Себастьян. — В самом деле не знает?»

Гость поклонился чуть ниже Селима, признавая статус, однако, любезность проявил не более, чем нужно.

— Вы оказали нам большую честь, — заверил он. — Однако, мы гадаем о причине.

Принц качнул головой, не меняя улыбки.

— Только безумец говорит о делах, когда гости томятся жаждой на пороге его дома.

Гости куда более томились неведением, но, очевидно, посолу претила деловая хватка итирсян. Спешить, когда тебе ниспослано такое изобилие? Грешно!

Его слуга без торопливости подвинул стулья, сажая юношу с девицею за круглый стол, лишь после этого Селим устроился напротив.

— Прошу вас простить мой ладийский, — скромно продолжил он, откидывая рукава к локтям. — Ваш язык богатый и прекрасный, но сложный — я говорю на нем так же искусно, как волки ночью говорят с луной.

Южные волки оказались красноречивее местных — посол не умолкал по крайней мере час. Нисколько не смущаясь эксцентричности метафор, он взялся расхваливать роскошь Итирсиса, мудрость его правителей, а также красоту коней и дам.

Удостоенная такой чести Арис в это время осторожно изучала стол. Посуда изумляла ее совершенно — вязунья от роду не ела с таких расписных тарелок и не держала золоченых чаш («Как он все это довез-то из Тассира?..»), однако, отсутствие приборов требовало пристально следить за действием хозяина.

Пространный рассказ не мешал ему давать пояснения к блюдам. Сам он подхватывал коконы из виноградных листьев — без щипчиков, длинными пальцами — и оставался при том утонченным эстетом. Арис вдохнула и проявила решимость: угостилась одним таким свертком и обнаружила его экзотическим братом простых ладийских голубцов. Треугольные мясные пирожки после таких затей она нашла почти родными.

Принц оказался идеальным хозяином: угощал широко, но без настойчивости, и ничуть не обижался, если гости брали самый краешек от порции. За его монологом они успели с опаской отведать полдюжины странных блюд: цветную чечевицу, тонкие лепешки, странные овощи и вовсе уж неведомый кускус. Когда внесли большое блюдо с маслянистым желтым рисом, Селим добрался похвалами уже до Гильдии магов.

Несмотря на говорливость, речь он слагал деликатно и порою задавал пустячные вопросы, так что Себастьян мог вставить вежливое