того, что созревало

Казачье семя в лоне у сестры.

Глава 5. Абрек 1814

Великий царь свирепый и могучий,

Помазан над людьми повелевать.

К его услугам эскадрон летучий,

И пешая воинственная рать.

Он может захватить чужие страны,

Под барабанный бой и звук фанфар.

И даже принять в дар от басурмана

Седой Кавказ. Какой прекрасный дар.

Но как владеть сатрапам иностранным,

Когда в горах, который век живёт,

Во власти непокорного Корана,

Суровый, волю любящий, народ?

Не может повлиять на бег планеты

Не только царь, но даже Бог войны.

И никогда засушливое лето

Не сможет к нам явиться до весны.

Луна в ночи на небе серебрится,

Шумит дубрава и журчит ручей.

Рычание зверя, щебетанье птицы

Находятся вне власти королей.

Вот так же непокорные грузины

Не будут над собою гнёт терпеть.

Чеченцы, дагестанцы, осетины

Всегда о воле будут песни петь.

Привыкшего к свободе человека

Не заключишь за запертую дверь.

Он, взяв кинжал, ружьё и став абреком,

Поселится в горах как дикий зверь.

И дух его никто сломить не в силах.

Пока он жив в руках его кинжал.

Он не смирится с властью опостылой,

Как не старайся пришлый генерал.

Но ссориться всё время не годится.

Ведь честная и искренняя речь,

Протянутая чистая десница,

Сильней намного, чем булатный меч.

Однажды по совету аксакала,

На чашку чая приглашён был в дом

Абрек. Он прибыл в саклю генерала

В черкеске новой на коне гнедом.

Он спешился и в дом вошёл без страха.

О храбрости его плыла молва.

В руках мелькнула белая папаха,

В почтении склонилась голова.

Его наместник встретил как имама.

Пред тем, как отправляться в кабинет,

Он гостя своего представил дамам,

Нарушив мусульманский этикет.

Жена и дочь, племянница с сестрою

Стояли у окошка, чуть дыша.

И реверанс отвесили герою,

Прекрасными нарядами шурша.

Они его приветствовали хором.

Он поклонился и, садясь за стол,

Племянницу пронзил орлиным взором.

Та, покраснев, потупилась на пол.

Светились очи девичьи лазурью,

Абрека, погружая в синеву.

На потолке ожившие Амуры,

На луках натянули тетиву.

Он девушкой навеки околдован

Был в этот вечер на свою беду.

Чтоб появляться в этом доме снова,

Он согласился прекратить вражду.

Случилось диво и абрек опасный,

В плену её неповторимых глаз,

Стал в облаках парить как сокол ясный

Забыв на время волю и Кавказ.

У войск казачьих не хватало мочи

Упорство горных дьяволов сломать.

А оказалось, что девичьи очи

Сто крат сильнее, чем лихая рать.

Сидит в седле сын гордого аула,

А свет любви горит в его очах.

И вот уже погоны есаула

Лежат под буркой на его плечах.

Он не менял Пророка на Мессию,

И  за неверных вёл вперёд отряд

Лишь для того, чтоб лишний раз Марию

Увидеть, приезжая на доклад.

Сильней религиозных убеждений

Пожар любви случается порой.

Горит душа от сильного волнения,

И сердце управляет головой.

Так повелось, что люди в разной вере.

Кому Миссия мил, кому Пророк.

Но только тот, кто молится Венере

Поймёт, что на земле единый Бог.

А юная Мария, дочка века,

Любовь джигита приняла как дар.

Судьбу и жизнь свою к ногам абрека

Сложила, ощущая в сердце жар.

Когда он рядом с ней шагал по кручам,

Она скакала по камням как лань.

И наслаждалась голосом певучим,

Держа в ладонях ласковую длань.

Рвалось на волю из груди сердечко.

Подняв руками сильными, абрек,

Ступая по бурлящей горной речке,

Переносил её на новый брег.

На склонах гор, созревшей раньше срока,

Всё для девицы юной было вновь.

Так постепенно как заря востока,

К ней приходила первая любовь.

Когда джигит рукою мускулистой

Её погладил по златым кудрям,

Она, сгорая от желаний чистых,

Щеку свою прижала к газырям.

Хоть за окном февральские метели

Свирепо заглушали волчий вой,

Девичьи щёки и уста горели,

Исколотые жёсткой бородой.

От жара тел теплее стало в сакле.

Горячий пот катился по спине.

Наутро след любви пунцовой каплей,

Остался на измятой простыне.

Милуясь на постели белоснежной

Они не знали, и не ведал свет,

Что в результате этой страсти нежной

Появится талантливый поэт.

Преград немало было между ними.

Сословий и религии стена.

Молвы и слухов яд неумолимый

И никому не нужная война.

Когда Марию тайно в экипаже,

Подальше от позора увезли,

Ушёл он в гневе, перерезав стражу,

На склоны гор подальше от земли.

С тех пор она горела под ногами

У тех, кто был могильщиком любви.

Неверных резал тёмными ночами,

Желая утопить весь мир в крови.

А что запомнят люди о вояке?

История построена на том,

Что для словца красивого писаки

Напишут оду вольности потом.

Лёд правды на реке забвения тонкий.

Молчание хранят вершины гор.

И песнь свободы гордые потомки

Поют в горах Кавказа до сих пор.

Глава 6. Поэт 1833

Плод тайной страсти, бурного романа,

Жил с болью в сердце молодой поэт.

Евангелие, сплетённое с Кораном,

В одной обложке не приемлет свет.

Его душа, бурлящим водопадом,

Вливалась в ширину равнинных рек.

С горячим сердцем и холодным взглядом

Он с грустью коротал свой юный век.

Бродил с пером и лирой по дубравам,

О чувствах неземных мечтая, он.

Но был в гусарских молодых забавах

Телами дев доступных развращён.

Влюблялся он, гуляя в кущах рая,

В тех, кто свежи и ликом хороши.

Однако всех продажными считая,

Он думал, что все девы без души.

Немало слёзы проливали дамы

От колкостей поэта и интриг.

Он яда не жалел на эпиграммы.

Острей кинжала был его язык.

Приходит неминуемо расплата.

У каждого товара свой купец.

Они ему платили тем же златом:

Надменным взглядом, холодом сердец.

Всё