и имя,

И занимаясь новым ремеслом.

Житейские полезные советы

Стремился он узнать из первых рук.

Сумел постичь он все секреты света,

И стал магистром сразу всех наук.

Была судьба к нему неумолима,

Когда усталый юный пилигрим,

Явился на камнях Иерусалима,

Которым в это время правил Рим.

Предстал его товарищ перед Богом.

Когда-то познакомил их Тибет.

Осваивал парнишка хаткха-йогу,

И не был дома целых двадцать лет.

Мечтал юнец вернуться в Палестину,

Когда настиг его змеи укус.

И наш герой надел его личину,

Став иудеем, с именем Иисус.

К тому моменту он постиг немало,

И стал учить людей как жить с добром.

Но большинство его не понимало,

А меньшинство, поняв, сочли врагом.

Мир не созрел понять его ученье.

Любовь не то, что нужно для людей.

Безропотно он перенёс мученья,

Не отказавшись от своих идей.

Учили йоги замедлять дыханье.

Не бьётся сердце, холодеет лоб.

При этом находился он в сознании,

Когда его вложили в тесный гроб.

Покинув ночью тёмную пещеру,

Он прятался в горах и в зной и в дождь.

А люди, удивление, сделав верой,

Нагромождали вымысел на ложь.

Он долго жил один в горах Алтая,

Питаясь лишь овечьим молоком.

Водил отары, и беды не зная,

Людей не видел несколько веков.

Вернувшись в мир спустя четыре века,

Он был чрезвычайно удивлён,

Что, будучи обычным человеком,

Он божьим сыном был провозглашён.

Уверовали люди в небылицу

О том, что он вознёсся к небесам.

Он видел, как светились счастьем лица

У тех, кто крест прикладывал к устам.

Поклялся он себе, что впредь не будет

Своим идеям никого учить,

А дар употребит на пользу людям,

И будет обездоленных лечить.

Так имена и местности, меняя,

Бродил по свету несколько веков,

Калек и прокажённых исцеляя,

Слепых людей, убогих стариков.

Настало время — рыцарская стая

Несла булат в священные места.

Он с болью видел, как людей сжигали

И убивали с именем Христа.

Но он молчал, к чему людские души

Лечить. Сменить, пытаясь жизни ход.

Всегда найдутся подлые кликуши,

Смутившие доверчивый народ.

Идут гурьбой в Соборы прихожане,

А мысли их о блуде и еде.

Им проще жить в лукавстве и обмане,

Кого-то обвинять в своей беде.

Покайся, получая отпущение,

И можешь безбоязненно грешить.

Святому Храму, сделав подношение,

И даже индульгенцию купить.

Однажды он пытался от маразма

Отречься, убедив Святой престол.

Он в Рим писал от имени Эразма,

Но это только вызвало раскол.

С тех пор не торопился он с докукой.

И, избегая Марсовых полей,

Он углубился в чистую науку,

Подальше от людей и королей.

Порою падал на траву как листья,

Проплыв по небосводу как звезда.

И множество его имён и мыслей

В истории остались навсегда.

Искусство становилось мощной силой.

Художники освоили портрет.

И нашему герою становилось

Трудней меняться, не оставив след.

Алхимики ценились в эту пору.

Про алчность много писано пером.

Вельможам снились золотые горы,

Корсарам — галеоны с серебром.

В науке этой наш герой был докой.

Хотя он и постигал ученье сам,

Но знал её он до того глубоко,

Что мог творить почти что чудеса.

Для опытов просторные подвалы,

Владыки многих европейских стран,

В своих дворцах ему предоставляли,

А нынче пригласили в Ватикан.

В сырую землю лёг Понтифик старый.

С алхимиком священный Кардинал,

Который нынче облачён в тиару,

Давненько в переписке состоял.

Хранитель самых сокровенных тайн

Он точно знал, что очень много лет

Владыка ищет философский камень,

И был готов продать ему секрет.

Учёный отправлялся в путь неблизкий

В тот час, когда немалая цена,

В процессе интенсивной переписки,

Заранее была оглашена.

Цена была простая — покаяние

За все грехи, творимые крестом,

Признание неправильных деяний,

Отказ от инквизиции и догм.

И вот его усталая лошадка

Плетётся по дороге в Ватикан.

Всё на бумаге было очень гладко,

Но знает он, что ждёт его обман.

Не нужно быть пророком и провидцем,

Чтоб знать, что ждёт его в конце пути.

Его Понтифик заточит в темницу,

Пытаясь пыткой тайну извлекти.

Он снова был готов пойти на муки,

Раз этим миром правит Сатана.

Пускай опять прибьют гвоздями руки.

Зачем ему такая жизнь нужна?

Но тайну камня Папа не узнает,

Пусть даже отправляет на костёр.

Так думал он, в Венецию въезжая,

Найдя какой-то постоялый двор.

Венеция! Нет города чудесней.

Залитый солнцем город — карнавал.

Никто здесь не поёт печальных песен,

Угрюмых лиц никто здесь не видал.

Тут царство Аполлона и Венеры.

И дож, и куртизанка, князь и граф,

Негоциант, путана, гондольеры

Имеют вольный и весёлый нрав.

Смеются черноглазые фемины,

И соблазняют свежестью ланит.

Таких рождают только Апеннины,

Весёлая Венеция крестит.

У всех великолепные фигуры.

Обилие прекрасных женских тел.

Здесь вместо голубей парят Амуры,

И не жалеют для прохожих стрел.

Грусть и забота не лежит на лицах.

Нет в мире замечательнее мест.

Кто чист душой, не может не влюбиться,

Такое тут обилие невест.

Где есть сытнее хлеб, пьянее вина,

Вкуснее мяса у собаки кость?

И каждого встречают пилигрима,

Как будто он давно желанный гость.

Алхимика с утра манили дали.

Он часто в этом городе бывал.

С его лица сходила тень печали,

Когда он попадал на карнавал.

Совсем недалеко лежит столица,

И можно поутру продолжить путь,

Но выбилась из силы кобылица,

И надо ей немного отдохнуть.

Пусть отдохнёт в конюшне конь усталый,

Поест овса, и наберётся сил.

А он давно не видел Гранд канала,

И на гондоле по нему не плыл.

Погладив гриву верной кобылице,

Отправился он в город налегке,

Желая мощам Марка поклониться,

С которым был знаком накоротке.