останками положенные молитвы, он воссоединится с Буддой. Если вы после этого будете кормить его душу жертвоприношениями, он больше не станет беспокоить вас.

Пока жители деревни тихо поднимались со своих мест, Кошечка сидела недвижно, глядя прямо перед собой. Она мысленно молилась, чтобы прах неизвестного не причинил вреда ей самой. Она боялась, что совершенное только что кощунство повредит странствиям ее души. Любая мысль и любой поступок в этой жизни влияют на карму человеческого существа. Зло порождает зло, добро рождает добро. Кошечка очень надеялась, что ее старания упокоить потревоженный дух относятся к добрым делам.

Кошечка пыталась заснуть на жестком тюфяке, набитом рисовой шелухой, но грубая конопляная ткань тюфяка и одеяла, которым она была укрыта, раздражала ее кожу. Молодая женщина отставила в сторону брус из кедрового дерева, служивший ей подушкой, и положила голову на локоть согнутой руки, потом, чтобы успокоить себя, просунула другую руку под край тюфяка и нащупала свой посох в четыре сяку со скрытым в нем древком нагинаты.

Она рано ушла с праздника, сославшись на усталость. Напряжение, которого потребовали изгнание вредоносного духа, похороны костей и выслушивание благодарностей от жителей деревни, совершенно обессилило ее. Весь день женщины, проходя мимо комусо, шептали просьбы помолиться за их детей или старых родителей, а мужчины отводили «священника» в сторону, чтобы попросить амулет для увеличения мужской силы.

Кошечка знала, что, если не уйдет отсюда на рассвете, старейшины деревни уговорят ее пройти по полям на горном склоне с просьбой о благословении божеств. Эти люди умели сами держаться на плаву в переменчивом потоке жизни, но стоило ли упрекать их, если они хватались за плот, когда он оказывается рядом?

Кошечка вытянула ноги, пытаясь унять боль и ослабить тяжесть в желудке: еды сегодня вечером было много, но не такой, к которой она привыкла.

Чтобы освободить эту комнату для молодого монаха, Окё ушла ночевать к своей золовке. Во второй комнате дома, служившей также и кухней, Гадюка, староста и наиболее почитаемые люди деревни продолжали свой праздник, сидя вокруг очага. Они положили руки друг другу на плечи и пели, качаясь всей цепочкой из стороны в сторону. Гадюка надел на голову повязку, завязав ее под подбородком, и раскрыл веер.

Остальные гости стали отбивать такт, хлопая в ладоши, и Гадюка начал пляску — шуточное подражание чувственному танцу куртизанок. Смех гостей заполнил маленькую комнату. Когда хозяин дома закончил танцевать и сел на место, раздалась целая буря хлопков.

— Ну как, хорошего монаха я вам привез? — крикнул он.

— Еще бы не хорошего! — отозвался Сакута, который уже не совсем четко выговаривал слова. — Я никогда не видел, чтобы священник был таким мудрым и таким молодым. Тут кое-кто уже поговаривает, что он — сам святой О-Дайси-сама, который ходит среди нас переодетым.

— Мы можем собрать деньги по подписке и построить здесь храм, — сказал кто-то. — Люди будут приходить сюда на поклонение со всей страны. Женщины, которые хотят избавиться от проклятия бездетности, побегут к нам толпами и понесут дары. Наша деревня станет известным святым местом.

— Мы построим гостиницу, чайные лавки, ларьки для торговли мелочами на память, — добавил более практичный крестьянин.

— Чего ради стараться: он все равно заберет все, что мы заработаем.

Разговор как по сигналу сделался тише. Крестьяне стали обсуждать новый налог, введенный князем Кацугавой, и их слова были крамольными с точки зрения местного феодала. Мотовство князя легло тяжелым бременем на земляков Гадюки. Сакута, как староста, отвечал за сбор налога, он должен был либо поставить сборщикам дополнительные коку риса и смотреть, как его соседи и подопечные задыхаются от нужды, либо воспротивиться этой несправедливости. Поскольку протест карался смертью, ни то, ни другое не выглядело привлекательно.

Разговор о налогах мало интересовал Кошечку, поэтому тихие голоса крестьян понемногу убаюкали ее. Она вспомнила песню, которую ее мать частенько напевала, подыгрывая себе на кото — длинной горизонтальной арфе из адамового дерева. Звуки музыки падали в тишину ночи, словно капли воды в спокойный черный пруд. Кошечка теперь мысленно вела эту мелодию в темноте бедной комнаты.

Я так одинока,

Моя душа как водоросль,

Что от корней отрезана

И по волнам плывет.

Где-то внизу на равнине Мусаси медленно и мерно зазвонил колокол, словно указывая заблудшим душам дорогу в темноте. Когда его мрачный звон перестал вибрировать в неподвижном воздухе, Кошечка уже спала.

Кто-то едва заметно коснулся пальцами ее плеча, и в то же мгновение Кошечка, словно подброшенная вверх пружиной, села в своей постели. В следующее мгновение она уже стояла в противоположном углу маленькой комнаты, держа в руке тяжелый посох, занесенный для удара. Китовая ворвань в ночнике выгорела, и от тусклого света коптилки осталась лишь вонь. Кошечка напряженно всматривалась в темноту, стараясь разглядеть того, кто попытался напасть на нее.

— Не убивайте меня, благороднейший и сиятельный принц! — Молоденькая работница Гадюки загораживалась одеялом, нащупывая свою сброшенную одежду. — Я надеялась, что вы окажете мне благосклонность. Любовь ваша приобщила бы меня к вашей святости, и я была бы уверена, что в будущем стану матерью.

— Уходи, дитя.

Кошечка знала, о чем теперь говорит вся деревня. Крестьяне единодушно считали, что молодой красивый заклинатель духов выше их по рождению, но не могли прийти к согласию насчет ранга его знатности. Одни говорили, что комусо — незаконный сын могущественного вельможи, другие — что он принц и пытался покончить счеты с жизнью вместе со своей возлюбленной. Но не сумел и оставил ее одну на пути в Западный рай. Некоторые даже предполагали, что за обликом молодого священника прячется дух трагически погибшего юного князя Ёсицуне, который все еще убегает от своего жестокого брата.

Работница поспешно вышла из комнаты. Оставшись одна, Кошечка положила посох на место и снова свернулась под одеялом в клубок, подтянув к подбородку колени.

Она проснулась только перед самым рассветом, когда Окё, чувствовавшая себя намного лучше, чем вчера, внесла в комнату поднос с едой. Женщина, осведомившись о здоровье Кошечки, поставила поднос рядом с тюфяком и, поклонившись, вышла. Кошечка оделась, села, скрестив ноги, перед подносом и стала хмуро разглядывать жалкий завтрак — кучку маринованных овощей и чашку горячей воды, куда для запаха была брошена горстка жареного проса.

Она едва не кликнула Окё, чтобы посетовать ей на скудость еды, но потом вспомнила о празднестве, которое наверняка опустошило кладовую этого дома. Кошечка не сомневалась, что хозяева предложили ей лучшее из того, что осталось на столе после вчерашнего обильного угощения.

— Доброе утро, — в комнату вошел Гадюка.

Он