через пару дней. Вся надежда на то, что им удастся за это время выйти к людям. Хорошо, что с водой проблем нет: ею вполне можно заливать голод.

– Нет, – Эрмитта покачала головой. – Он ничего не дает. Эльф только указывает, а делать должен уже ты. Иначе что это за помощь такая? Пришел, пожелал чего-то – и сразу получил все готовое, – девушка прыснула. – Нет. Он может тебе только подсказать. Вот спроси у него, каким образом, помимо помощи магов, можно заполучить огонь. И если твой вопрос будет искренен и заботит тебя не один день, эльф даст тебе наставление.

– Ясно, – Руд откинулся назад. Оперся спиной о ствол, поискал по привычке взглядом копье. Вспомнил, что при поспешном уходе из поселка оружие так и не удалось найти. Хорошо, что их заплечные мешки уродцы разворошить не успели. И на том спасибо.

Он закрыл глаз. Какое-то время слушал окружающую тишину, улавливал проникающий через кожу века мягкий зеленоватый свет. Заснуть тут затруднительно, хотя и вполне возможно. Стоит только набраться терпения: усталость возьмет свое, и ей будет глубоко наплевать на свечение.

А что там делает девчонка? Слишком уж тихо.

Руд открыл глаз. Эрмитта сидела рядом и, нахмурив брови, тщательно выводила буквы на своем куске ткани. Руд присмотрелся. Губы девчонки, как и в прошлый раз, беззвучно шептали какие-то слова.

А ведь это идея. Надо повторить.

Руд достал нож, осмотрелся. Нашел клочок не занятой травой земли возле самого ствола эльфа. Придвинулся к нему и начал поочередно выводить буквы.

– Я в тебе никогда не сомневалась, – раздался сиплый голос над ухом, когда половина алфавита была пройдена.

– Без ошибок? – парень посмотрел на усевшуюся рядом Эрмитту.

– Из того, что успела увидеть, – да.

– Досмотришь до конца?

– Ну конечно, сатонец.

Руд продолжил медленно, нерешительно выводить символы. Когда было покончено и с числами, он перевел взгляд на Эрмитту:

– Все верно?

– Все, – девушка довольно кивнула.

– Так, – парень вытер вспотевшие ладони о штаны, перехватил удобнее нож и затер ногой изрезанный участок земли. – Смотри, – и стал выводить цепочку из семи букв. Губы его шевелились, беззвучно произнося последовательность звуков. Когда имя было написано, Руд посмотрел на спутницу. – Верно?

– Да!

Руд улыбнулся. Это было его первое слово. Первое написанное им слово. Ощущение было странным. Хотелось смотреть на рисунок и хвалить самого себя. И хотелось большего. Внутри разгоралось пока еще сдерживаемое желание запомнить все существующие в мире слова. Когда-нибудь, через много лет он, уже умеющий читать и писать так же хорошо, как Эрмитта, будет с улыбкой вспоминать этот вечер. Этого эльфа, рядом с которым он впервые в своей жизни смог правильно сложить буквы.

– Это самое красивое слово из всех, что я видел, – проговорил наконец он.

– Правда?

– Правда.

Руд сел, оперся спиной о ствол. Эрмитта вернулась на свое место. Раскрасневшаяся, опустила блестящий взгляд и, не переставая улыбаться, продолжила вышивать.

– Сатонец, – спросила она через какое-то время, – а как мы спать-то здесь будем?

– Поясни, – попросил Руд.

– Как спать, если так в глаза светит?

Руд поморгал. А ведь он уже начал дремать. Это стало понятно только сейчас. Казалось, ты полностью контролируешь себя, а между тем тело уже наполнилось вялостью. Пришлось размять шею. Он запрокинул голову: на него с головокружительной высоты эльф спускал свои бесконечные ветви. Они струились живым водопадом, охватывали защитным кольцом все пространство вокруг. Десятки десятков зеленоватых искр вспыхивали и гасли.

А высота действительно головокружительная. Так в сторону и ведет.

– Как спать? – переспросил Руд. – Сними рубашку и намотай на голову.

– Тогда ты у меня не уснешь. А я этого допустить не могу.

Он улыбнулся и закрыл глаз.

Эрмитта, оторвавшись от вышивания текста, смотрела на Руда. С интересом подмечала, как постепенно сглаживаются черты его лица, как исчезает добрая улыбка.

Ловким движением она закончила окантовку крайнего символа. Перекусила нитку, завязала узелок и, отодвинув свою работу подальше от глаз, перечитала все, что удалось сделать за сегодня.

Последние строчки вытолкнули на поверхность памяти одну хорошо знакомую песню. Еще до войны, разъезжая с музыкантами, она часто пела ее:

«Залив объятия раскрыл

И принял в них меня…»

– Но И холод медленно топил,

И меркли краски дня…

Девушка услышала себя как будто со стороны. На мгновение остановилась, удивленно прислушиваясь к ощущениям. Она перестала петь с того самого дня, когда рана забрала ее голос. Зачем в очередной раз осознавать, какой красоты она лишилась в тот случайный миг? Но сейчас хотелось петь. Хотелось дарить если не красоту своего голоса, то скрывающиеся за этим эмоции и чувства. Дарить кому? Мысль была ясна. Но признавать еще было рано и Эрмитта просто пела:

– Но сила рук, одетых в бронь,

Достала из залива.

Тепло кормы, вина огонь –

О, что за облик! Что за диво!

Голос ее креп и усиливался. Казалось, он сотрясал своим тембром и четкостью нот застывший воздух. Весенний и прохладный, он ласково и свежо ударил в лицо. Качнул волну длинных волос. Эрмитта привычным жестом убрала выбившуюся прядь за ухо: обзор со сцены должен быть постоянным. Не всякий день удается выступить перед таким морем людей. Северный удел Сатонии всегда славился своей проходимостью, ведь тут, и только тут, идет торг с самим Алевором. И пусть большинство интересуется лишь выпивкой или обменом, но возле сцены стоят десятки десятков людей, которых она смогла заинтересовать и увлечь своим голосом:

– Опять вода, но за бортом –

За горизонт скала.

Я, полюбив, к себе, в мой дом

Слагая сказ, звала.

Но он, смеясь, свой меч достал,

К дракону плыть поклялся,

И солнца луч клинком играл,

Сжав мое сердце страстью.

Картинка перед глазами неожиданно изменилась. Сцена, многочисленные постройки, люди, киносы, хали, гномы и даже парочка орков тоже исчезли. Их заволокло черной клубящейся дымкой. Она рассеялась, открывая взору Эрмитты группу людей и гномов, о чем-то яростно спорящих:

– Убили, говорят.

– Кого?

– Человека.

– Где?

– Нет. Брешут, поди. Где…

– Да отравили, а не зарезали!

Перед Эрмиттой появился закутанный в длинный потертый плащ человек маленького роста. Из-под нависшего на лицо капюшона донесся противный скрипучий голос:

– Говорят, гнома отравили, – его костлявые руки взялись за края капюшона и натянули его сильнее. В голосе послышалось злорадство: – А еще говорят, что у тебя пропал голос. Немая. Немая! Немая!! – незнакомец рассмеялся, запрокинув голову.

– Что? – Звука нет. Она схватилась рукой за шею, надеясь выяснить причину. Убедиться в том, что ей показалось. Звука нет! Эрмитта распахнутыми от неожиданности и ужаса глазами смотрела, как страшная фигура человека отходит на шаг