где идет нескончаемый пир и текут реки вина. Это будет истинный рай для особенно говорливых философов: там никто не отмахнется от них и не велит заткнуться.

Поэтому в стольких памятниках, связанных со смертью, – эпитафиях, барельефах, статуях – мы находим указание на принадлежность покойного к культуре. Греки прощаются с земной жизнью, принимая позы литераторов, ораторов, философов, художников и музыкантов. Причем эти могилы не принадлежат, как считалось ранее, профессионалам культуры. Теперь нам известно, что большинство покоившихся там занимались торговлей, медициной или государственной службой. Но они хотели, чтобы их помнили за другое: за то, что они дерзнули приблизиться к знанию и искусству, каковым покровительствуют музы.

«Одно только образование имеет смысл, – пишет во II веке последователь этого культа. – Все прочие блага – мирские, мелкие, они не заслуживают стремления к ним. Знатные титулы – принадлежность предков. Богатство – дар удачи, она вольна забрать его в любую минуту. Слава непостоянна. Красота мимолетна, здоровье преходяще. Телесная сила подрывается болезнями и старостью. Лишь ученость в нашем мире бессмертна и божественна. Ибо только ум молодеет с годами, и время, лишающее нас всего, в старости дарует нам мудрость. Даже война, уносящая всё, словно бурный поток, не способна отнять у тебя того, что ты знаешь».

Старые верования канули в прошлое, но на смену им пришло бессмертие, доступное каждому в культуре, слове, книгах. Не забудем, что александрийский Мусейон, куда входила и библиотека, был храмом, где жрец совершал обряды, чествовавшие муз. Нельзя не растрогаться при мысли о греках, которые собирались достучаться до небес, зажав под мышкой папирусный свиток.

56

С III по I век до нашей эры мир претерпел значительные изменения, и для книг открылись новые горизонты. Египетские папирусы свидетельствуют, что в эпоху эллинизма грамотность, хоть и не была поголовной, получила широкое распространение не только среди правящего класса. Разумеется, богатые первыми попадали в школы и последними оттуда выходили. Но и дети других свободных людей в европейской части Греции имели возможность получать начальное образование – школьные законы Милета или Теоса так прямо и говорят. В Теосе базовое образование полагалось в равной мере мальчикам и девочкам – и, скорее всего, в других городах тоже. Собственно, на многих островах Эгейского моря, а также в Малой Азии обеспеченные семейства могли даже выбирать, куда отдать дочерей на учебу: предложение позволяло. Наконец-то сквозь замочную скважину Истории мы увидели, как входят в класс ученицы, как растут первые поколения читающих женщин.

Получить образование можно было в разных точках огромного географического пространства. Легко составить список интеллектуалов, родившихся в далеких мелких городках со звучными названиями – Котиай, Эвкарпия, Родиаполь, Амасия, Селевкия-на-Эвлее… Библиотеки создавались не только в столицах – Александрии и ее сопернике Пергаме. Более скромные очаги культуры рождались и на периферии. Надпись II века до нашей эры, обнаруженная на маленьком острове Кос, упоминает пожертвования нескольких покровителей местной библиотеке.

В двух новых частях света, куда проникли македонцы, – Африке и Азии – театры, гимнасии и книги отражали греческую идентичность. Коренные жители, желавшие достичь успеха, учились языку правителей, читая Фукидида и Платона. Завоеватели, естественно, навязывали свою культуру, считая, что просвещают варваров. В Ай-Хануме, Афганистан, обнаружены вырезанные на камне греческие тексты, которые, несомненно, добрались в такую даль посредством книг, все более пригодных к перевозке.

Интересно, что писатели, жившие на разных концах этого огромного мира, читали и цитировали одних и тех же авторов, начиная с Гомера и заканчивая Аристотелем и Менандром. Если и было что-то общее у грека, рожденного, скажем, на территории современного Ирана, и грека, рожденного в Египте, то как раз книги, по которым оба учились читать и писать.

Книги приносили такую пользу, что нельзя было оставлять их на волю судьбы, их следовало бережно хранить. Этим и занялись мудрецы, населявшие фантастический лабиринт, возведенный в Александрии.

Человек с изумительной памятью и прогрессивные девушки

57

Жил да был при Александрийской библиотеке один человек, у которого была изумительная память. День за днем, полка за полкой он читал свитки по порядку. И слова, обласканные его взглядом, поселялись у него в уме, превращая этот ум в чудесное хранилище всех книг.

Звали его Аристофан Византийский. Его отец командовал наемными солдатами и сына хотел выучить рискованному военному ремеслу. Но тот предпочел путешествовать, не сходя с места, проживать множество воображаемых жизней, как всякий читатель. На челе Аристофана, под седыми, похожими на лишайник прядями виднелись горизонтальные морщины, словно строки неразборчивого текста. Казалось, этот тощий мшистый человек, неизменно молчаливый, но одержимый бесчисленными шепчущими призраками, все больше и больше походил на проглатываемые им книги.

Однажды в Александрии проходили состязания в поэзии. Царь назначил судьями шесть выдающихся горожан. Не хватало одного для нечетного числа. Кто-то посоветовал Аристофана. Все судьи внимательно слушали поэтов, но Аристофан молчал и не выражал никакого восторга, когда остальные аплодировали. И в споре о победителе тоже не участвовал. Лишь в самом конце попросил слова и объявил, что все поэты, кроме одного, состязались нечестно. Встал, вошел в портик библиотеки и достал с полок целую кучу свитков. Он помнил, где лежали нужные ему. И во всех этих свитках нашлись стихи, украденные жуликами, якобы поэтами. Похитители слов не смогли одурачить Аристофана. Для него каждая строка в тексте обладала собственным очарованием, и он знал ее место на полках так же, как некоторые люди знают расположение звезд на небосводе.

Легенда гласит, что после этого случая царь назначил человека с изумительной памятью главой библиотеки.

Этот анекдот, приведенный Витрувием, говорит нам о том, что плагиат и скандалы – неотъемлемая часть литературных конкурсов с самого их появления. Кроме того, он свидетельствует: спустя столетие после создания Александрийская библиотека обладала такими коллекциями, что вместить их могла только невероятная память Аристофана. Наступило время каталогов и списков.

По словам историка Филиппа Блома, любой коллекционер так или иначе нуждается в описях, инвентарях. Вещи, которые он с таким трудом собирает, могут потеряться, быть проданы или украдены. И от усилий и знаний коллекционера не останется и следа. Даже самым скромным собирателям марок, книг или пластинок больно думать, что в будущем предметы их стараний, тщательно отобранные по очень личным критериям, наверняка возвратятся в хаос антикварных лавок. Только в каталоге коллекция переживает самоё себя, выходит невредимой из кораблекрушения. Опись – доказательство того, что она существовала как умышленное единство, как произведение искусства.

В каталоге проявляется сила чисел. Я рассказывала, что время от времени царь Птолемей осматривал полки и интересовался у главного библиотекаря: «Сколько у нас уже книг?» Ответ отражал успех или