это не на руку ни мне, ни тебе. Вообще, в начале нашего знакомства ты показался мне бо́льшим оптимистом. Но в последние дни я вижу тебя задумчивым и мрачным. Тебя что-то тревожит?

Рэй поднял взгляд от эскиза, встретился с ней глазами.

— Да, — сказал он тихо и, как будто, виновато. — Собственное будущее. Опасения, что не справлюсь со своими обязанностями дома. А ещё тот факт, что я давно уже хочу сказать тебе одну вещь, но никак не могу подобрать подходящих слов.

— А ты нарисуй! — предложила Паландора, которая догадывалась, что именно он хотел сказать, но подозревала, что словами это из него придётся вытягивать ещё добрый десяток лет. Рисовал он, во всяком случае, куда увереннее, чем разговаривал.

— Как нарисовать? — не понял он.

— Сердцем, вестимо. Это уж ты выбери сам как художник. А потом мне покажешь.

Паландора встала и подошла к обрыву, чтобы ему не мешать. Рэй вздохнул и перевернул лист бумаги, затем поймал какую-то мысль и энергично заработал карандашом. Ему потребовалось около получаса, в течение которых девушка обошла побережье, не удаляясь, впрочем, слишком далеко. Она убедилась в том, что лошади как следует пообедали свежей травой и не голодны. Нашла неподалёку извилистый ручей с ключевой водой и отвела их напиться. А когда возвратилась, Рэй протянул ей лист бумаги, сложенный пополам. Его глаза кричали о том, чтобы она взяла рисунок как можно скорее, пока он не передумал.

«Уверена, это шедевр, достойный картинной галереи Эрнербора», — улыбнулась киана.

Она развернула лист и увидела всё тот же пейзаж, над которым юноша работал с самого обеда. Только теперь на нём добавились две фигуры. Они сидели на траве, одна в ногах у другой, и руки их были переплетены не то гирляндой, не то длинной дымчатой лентой, едва обозначенной на рисунке. Их лица были скрыты в тени, но по причёске и по деталям костюма в фигурах безошибочно можно было распознать их двоих.

— Видишь, оказалось не так уж и сложно, — заметила Паландора. — Сейчас я, с твоего позволения, побуду именитым критиком и начну расшифровывать тайные знаки. Поведаю тебе о том, что автор хотел сказать этим произведением — да так, что ты сам удивишься полноте и разнообразию мыслей, которые ты, якобы, вложил в рисунок. К примеру, это поле, с чем оно у тебя ассоциируется? Поле брани, поле деятельности, поле житейских невзгод? Как на нём выделяется каждая травинка, все эти мелочи жизни. А океан, что бушует за ним? Океан людских страстей, что-то крупное и неизведанное, что ожидает этих двоих, вглядывающихся в горизонт. Оба молоды, прилично одеты, с вниманием к деталям, несомненно отличаются благородным происхождением. Он сидит у её ног, восхищается ею и превозносит её. Скромности ему не занимать, конечно. Она принимает его ухаживания, ей нравится, что ею любуются, не скрою, но трепетному поклонению она предпочла бы дружбу и равенство. На небе ни облачка: положительный знак. Ни над кем не сгущаются тучи. И, наконец, эта лента… Знаешь, очень похоже на то, что молодой человек сделал девушке предложение. Причём она ответила согласием. Мне это нравится.

— Ты так думаешь? — осторожно спросил Рэй, прикрыв ладонью лицо.

— Я не припомню никакого другого случая, по которому руки молодых людей переплетались бы лентой. Или это цветы, которые растут у них прямо из рук?

— Нет, это гирлянда, — ответил Рэй, — такие используют в виктонских церемониях…

Он резко замолчал, осознав, что проговорился.

— Вот именно, — с торжеством в голосе заключила Паландора. — Я очень хороший художественный критик. Говорят, если ты чего-то не умеешь, начни это критиковать — тогда никто не усомнится в твоей компетентности. Но, позволь, почему ты убрал облака? Оставил бы те, в которых, как ты сказал, скрывается портрет разноглазой женщины. Вышло бы очень красиво.

— Лишняя деталь, — ответил Рэй, — она бы перегружала рисунок. На мой взгляд, человеческих образов вполне достаточно либо на земле, либо в небе.

— Как скажешь. Из нас двоих ты больший эксперт. Значит, ты это хотел мне поведать? — спросила девушка, указав на действующих лиц рисунка. Рэй не отвечал. Он напряжённо думал над тем, что преподнести ей такое изображение было не самой лучшей идеей.

— Ладно. Не знаю, как ты, но лично я примерно так себе всё это и представляла. Только нужно ещё дорисовать экипаж.

— Зачем? — спросил Рэй, не вдумываясь в её слова.

— Как зачем? Чтобы мы могли поехать домой, конечно же! Не всё же в поле сидеть и мёрзнуть.

Наконец он вышел из оцепенения и сделал попытку улыбнуться.

— Я добавлю его на следующем рисунке. Здесь места не хватит.

— Добавь, будь любезен, — она говорила это без тени сарказма и ласково гладила его по плечу. — Нарисуй вид изнутри: оба едут в обнимку, их пальцы переплетены. Она пахнет морозом и горной лавандой, он…

— Почему морозом? — перебил её Рэй.

— Ну, не знаю. Это такой прохладный мятный аромат, который освежает и бодрит. Я не знаю, можно ли передавать запахи на картине, но ты постарайся.

— Красками — вполне возможно. Но карандашом я не справлюсь.

— Тогда нарисуй в красках. Я бы сама нарисовала, в качестве ответа к твоему наброску, но я плохой художник. Всё, что я умею рисовать, это вот это.

Паландора взяла у него карандаш и набросала на грязном черновом листе силуэты глазастых летучих рыб с плавниками, напоминающими крылья мотылька. Они изгибали хвосты и от них во все стороны летели брызги.

— Но этого не хватит, чтобы ответить на твою историю, — добавила она, потупив взор, — чтобы передать мои эмоции и рассказать о том, как она пришлась мне по душе. Разве что, может быть, это поможет.

Паландора отложила кипу бумаг и взяла его за руку, поднесла её к губам, со смехом подумав о том, что это следовало бы сделать ему.

— Киана Паландора, — позвал он её, не заметив, как перешёл на официальный тон, — Вам правда понравился рисунок?

— Да, — с чувством ответила она. — И, надо признать, я была бы рада ответить согласием на подобное предложение.

— Вы… согласились бы стать моей женой? — с придыханием спросил Рэй.

— Знаете, — сказала Паландора, копируя его манеру, — если вы хотите сделать мне предложение, сослагательное наклонение здесь ни к чему. Но, отвечая на ваш вопрос, да. Согласилась бы. Только это следует сперва обсудить с кианой Виллой.

— Всенепременно! — воскликнул он. — Первым делом, когда я вернусь домой, я поговорю с моим отцом и попрошу у кианы Виллы вашей руки так, как подобает киану.

— Твоей — поправила его Паландора.

— Что?

— Твоей, — повторила девушка. — Рэй, мы же были