друг друга. Паландора и Феруиз были полными противоположностями — но отнюдь не того сорта, что имеют свойство притягиваться. Они молча шли рядом, и даже их шаги не совпадали: Паландора слегка касалась мёрзлой земли, скользила по ней; Феруиз каждый шаг впечатывала в грунт, в доски, в брусчатку — чтобы ни у кого не оставалось сомнений, что она здесь была. С виду она казалась невозмутимой, но тем, кто хорошо её знал, стало бы сразу понятно, что девушку что-то беспокоило. В её янтарных глазах не сквозило ни тревоги, ни напряжения, но киана поминутно хмурила брови и теребила золотое кольцо на среднем пальце руки. Это кольцо с треугольным рубином подарила ей мать перед отъездом, и с того самого дня Феруиз его не снимала.

Киану тревожил Рэдмунд. Когда он возвратился из столицы, в нём что-то переменилось — что именно, она никак не могла уяснить. Его отношение к сестре, то, какие он бросал на неё взгляды, полные немых вопросов, не находящих ответов. Он старался сохранять напускную весёлость и даже подарил ей охотничью собаку, чем приятно её удивил и обрадовал, но с братом творилось что-то не то.

Рэдмунд, в самом деле, не отрывал остекленелого взгляда от сестры, когда ей доводилось очутиться в его поле зрения. Он наблюдал за ней всё свободное время, с той самой восьмой недели осени. В его мозгу упорно не желала приживаться мысль о том, что Феруиз ему не родная. Это настолько выбивалось из сложившейся картины мира, что он даже раз, в последних числах абалтора, заговорил об этом с отцом.

— Всё так, — признал киан Тоур, затворив за ним дверь кабинета и предварительно велев заварить им двоим крепкий чай. — Я очень хорошо помню тот день. Пятый ландегор лиатора 825 года. Мне было тогда тридцать семь. Мы собрались все вместе в её лесной хижине: место тебе знать ни к чему, да там уже и камня на камне не осталось от былой истории, всё заросло. Так вот, король заявил, что желает говорить с ней наедине. Когда он позволил нам войти, её уже не было в живых. Она лежала на постели, укрытая тонким покрывалом — как будто прилегла отдохнуть после долгого дня. Самое интересное в том, что мне доводилось уже к тому времени видеть мертвецов: они всегда вызывали отталкивающее чувство бренности и неизбежности. Но здесь этого не было. Только спокойствие: словно всё произошло так, как требовалось. Словно Кассара тщательно распланировала каждый час в своей жизни, и эта смерть — в тот самый день, в той самой хижине и при таких обстоятельствах — входила в её планы.

— Ты знал эту женщину? — спросил Рэдмунд.

— Не так хорошо. Мой отец был знаком с ней ближе, чем я. Как главнокомандующий военных сил Ак'Либуса он часто бывал в Эрнерборе. Кассара была, на его взгляд, необычной особой с весьма своеобразным представлением о безопасности и обороне. Типично женским, он говорил, и довольно наивным. По её представлениям, истинная безопасность каждого начиналась с него самого, с его внутреннего мироощущения. Научиться доверять миру, быть с ним единым — вот самая лучшая защита, которую не даст ни один доспех в мире, поскольку никто не сможет даже помыслить о том, чтобы атаковать подобного человека. Всякий негатив, направленный в его сторону, будет растворяться ещё на уровне гипотез и намерений.

Киан Тоур фыркнул и парой движений размешал в чашке мёд.

— В общем, чудна́я женщина. И эти советы она на полном серьёзе давала боевому генералу. Не знаю, как её не угораздило стать катеной и не проповедовать слово Творца. Но вернёмся к тому памятному дню. Король собрал нас за круглым столом и объявил, что с угрозой покончено. Что мы славно послужили отечеству и обезвредили ведьму, гордую мать трёх дочерей. Знаешь, в его словах угадывалось больше горького сарказма, нежели торжества. Так или иначе, с девочками нужно было что-то делать. Мы не могли оставить их отцу, тогда уважаемому амбассадору Ак'Либуса. Честно сказать, он и сам находился под подозрением. В тот год его, равно как и родителей Кассары, довольно милую супружескую чету из Эластана, неоднократно допрашивали. Запретили им впредь покидать остров. Оландо пришлось сделать публичное заявление о добровольной отставке, но правда такова, что король был вынужден отстранить его от дел. Кроме того, он не должен был знать местонахождение своих дочерей. Не должен был их искать. Ему сообщили, что все три погибли вместе с матерью.

— Отец, тебе это не кажется чересчур? — спросил Рэдмунд и мысленно сплюнул.

Из-за каких-то древних предрассудков отравить жену посла, забрать у него дочерей и объявить их погибшими? Немудрено, что с тех пор Оландо тронулся умом — а, главное, разве он это заслужил? Так ему отплатили за десять лет безупречной службы Ак'Либусу? За годы, в течение которых, если верить старшим, имперское влияние на остров значительно ослабилось, налоги и подати снизились и даже возникли предпосылки к установлению автономных международных торговых связей.

— И да, и нет — ответил киан Тоур. — С гуманистической точки зрения это было очень жестоко. Но необходимо. Только люди, сумевшие извлечь уроки из истории нашей империи, смогли бы решиться на такое. Мы не могли рисковать безопасностью острова в угоду одному человеку. Мы не могли также отослать девочек в Дом братьев и сестёр. Нет, очевидно было одно: необходимость о них позаботиться отныне возлагается на наши плечи, хотим мы того или нет. Киану Йэло такая необходимость не страшила: она уже успела к тому времени познакомиться с малышкой Балти-Оре и была рада принять её в семью, хотя киана Вилла настаивала на том, что ей куда сподручнее было бы удочерить старшую девочку, а не младшую. Что же касалось твоей матери и меня, наш выбор был очевиден. Только у одной сестры из трёх разница в возрасте с тобой и с Рэем составляла больше трёх сезонов, что позволяло нам выдать её за родную дочь. Фэй сразу понравилась бойкая рыжая девочка, и нам ни разу в жизни не пришлось пожалеть о решении взять её с собой в Рэди-Калус.

«Не говоря уж о том, что от неё одной больше толку, чем от обоих моих мальчиков вместе взятых», — мысленно вздохнул киан Тоур. Он не стал ставить это сыну на вид, а вместо этого взял паузу, допил чай и, стукнув опустевшей чашкой о блюдце, добавил:

— Я очень рад, что вы с Феруиз стали такими близкими друзьями. Я люблю её, как свою родную дочь, так