прибережёт свои громкие слова об экстремизме для тех фронтовых псов, которые мародёрствуют и своевольничают на восточных границах, пользуясь их нестабильностью, и позорят гордую нацию эскатонцев! Поверьте мне, я многое видела в последней кампании, о чём могла бы ему рассказать почище его драгоценного Ан Китуана — если бы только он выделил, наконец, время на то, чтобы меня выслушать!

Король уже и сам был не рад, что перевёл разговор в политическое русло. Он прекрасно понял, для чего королева Аннеретт выбрала сегодня именно эту балладу, и так же, как и она, вглядывался в лица киан Балти-Оре, Феруиз и Паландоры, пока она пела, пытаясь обнаружить в них отблеск особой реакции, свидетельствующей о том, что они, вполне возможно, симпатизируют главному герою по ряду своих особых причин. И если первые две не обнаружили исключительного интереса к словам баллады, то киана Паландора побледнела больше положенного, что от него не укрылось.

Паландора, в самом деле, пребывала в оцепенении, слушая пение королевы. Бесстрашный югге из песни обладал, по сути, теми же силами, которыми владела и она — и, хотя, в конечном итоге они не сумели спасти его от поражения, в этом не было их вины. Парень дал слабину совершенно по другим причинам. Но сам факт того, что он умел управлять волнами и ветрами, впечатлял. А, главное, никто его за это не хулил, не называл порочным, не грозил смертью. Товарищи гордились им, соотечественники отмечали его доблесть. Как и должны были, пожалуй… Южные дикари, скажете вы? А лишать жизни людей только за то, что они умеют делать такие вещи, которые вам и не грезились — это, по-вашему, не дикость? Намерение стереть с лица земли население целого острова только по этой причине, значит, приемлемо? Вот вам и «гордая нация эскатонцев».

Остальные поднялись в полный рост и рукоплескали королеве, даже Налу оторвался от своих рябчиков и смотрел на неё с выражением редкого восхищения на лице. Объявили другие танцы, и музыканты вновь заиграли. Умело чередовали быстрые и медленные мелодии, а в перерывах между ними от случайного гостя на выбор требовали произнести короткую речь. Рано или поздно очередь должна была дойти до всех. Одним блестяще удавались экспромты, и они не волновались, другие заготовили пару интересных историй загодя и только ожидали своего черёда, третьи же тем больше впадали в панику и оцепенение, чем больше людей завершало своё выступление. Киан Дугис заявил, что такой пышной и вместе с тем закрытой свадебной церемонии он не наблюдал с тех пор, как его брат Персидо женился на Илоне Шиландо, нынешнем королевском после Ак'Либуса. Правда, отметил он, там была совершенно другая история, и сам он побывал на торжестве втайне от родителей, которые официально находились в ссоре со своим старшим сыном. Но Дугис, тогда четырнадцатилетний юноша, решил поддержать брата — ну и по столице погулять, чего греха таить.

— А сейчас, — добавил он, — его сыну Ахтомунке, моему племяннику, в конце осени исполнилось двадцать четыре года. Он выразил намерение в следующем году жениться на ещё одной Шиландо, на своей кузине. Как же быстро время летит, это что-то невероятное.

Когда очередь дошла до Рэя, тот вовсе не смог говорить и вызвался сыграть молодым на флейте.

«Выкрутился», — подумала Паландора. Что её удивило, так это то, что играл он, в самом деле, прилично. Совсем не те мелодии, которые насвистывал ей летом, но что-то совершенно новое, прекрасное, наполненное звучными переливами, триолями и вибрато, но вместе с тем очень печальное. И без единой фальшивой ноты.

— Я сам её сочинил недавно… — вполголоса добавил Рэй, закончив играть. — Киана Паландора однажды спросила меня, отчего я не пишу собственные мелодии, и я назвал ей в качестве причины недостаток вдохновения. Однако в последние недели я сумел обрести то самое вдохновение, которого мне недоставало — и вот его результат. Надеюсь, вам понравилось.

Он скромно улыбнулся и поклонился, показывая тем самым, что закончил.

А, когда заиграли очередной танец, Рэй незаметно покинул зал. Паландора, однако, обратила на это внимание и, подгоняемая любопытством, отправилась на его поиски. Вышла в коридор под каким-то пустяковым предлогом, застучала каблучками по паркету. Сообразила, что найти его будет куда быстрее, если она облетит весь замок вне тела, но этого не потребовалось, поскольку в конце галереи кто-то явственно шмыгнул носом. Она заторопилась на шум и обнаружила его одного, стоящего у окна на низкой деревянной скамеечке, небрежно покрытой лаком и установленной затем, чтобы невысоким горничным сподручней было поливать цветы на крутом подоконнике. Встала у стены и стояла бесшумно, не выдавая своего присутствия. Наконец он отвернулся от окна и вздрогнул, увидев её. Поспешно вытер глаза и провёл рукой по волосам, уложенным лёгкой волной.

— Я смотрю, вы весь день сам не свой. Что же вас так огорчает, киан Рэдкл? — насмешливо спросила его Паландора, поправила ветку апельсина и, подбоченясь, добавила: — Неужели вы полагаете, что на его месте должны были быть вы?

— Это было бы… Если бы вам было угодно… — промямлил Рэй, которому от неожиданности никак не удавалось сообразить, что именно он хочет сказать.

— Мне было бы угодно, если бы вы проявили в этом деле настойчивость, так красящую мужчину, — ответила Паландора. — Если бы вы нашли в себе силы бороться за наше будущее. Если бы сумели меня защитить, не струсив ни перед братом, ни перед вашим отцом. Но вам это совершенно не свойственно. Вы — не боец. Так стоит ли теперь огорчаться и лить слёзы?

— В таком случае, мне только остаётся от всего сердца пожелать вам счастья, — ответил Рэй, выпрямившись и вздохнув. — Уверяю вас, вам повезло найти бойца, которого вы так искали, в лице моего старшего брата.

— Рэй Тоур Рэдкл, вы так ничего и не поняли, — сказала Паландора. — Я не люблю вашего брата, и не смогу полюбить уже за одно то, как он поступил со мной, не считаясь с моими чувствами и желаниями. Но я не думаю, что смогу любить и вас, поскольку вы точно так же пренебрегли моим мнением. Вы первый отказались от нас и тем самым предали меня — как и ваш брат.

Не добавляя более ни слова, она отошла от окна и скрылась в проходной комнате, выходившей в смежную галерею, где она едва успела разминуться с прачками, относившими в спальню свежие простыни.

— Каких же белоснежных простыней нужно этим господам? — спрашивала одна другую. — Уж я их отбеливала, отбеливала, все руки стёрла в кровь, а Леда говорит, что