только смотреть на ее отражение, еще крепче сжимая рукой подоконник, будто в нем было его спасение.

Эстель смутилась, опустила глаза, и некоторое время собиралась с мыслями. Она пришла к нему в башню, пренебрегая своей репутацией, рискуя быть замеченной кем-нибудь, потому что боялась, что, уступив дорогу красавцу-виконту, Эдуар откажется от игры и покинет ее. Она заигралась, стараясь вызвать его ревность. А он был ей нужен, очень нужен. И, Эстель признавалась себе, что привыкла к его присутствию. Виконт владел всем ее вниманием днем, ночью же она думала только об Эдуаре.

— Вы хотите покинуть меня, — сказала она без всяких вступлений.

Он поднял голову.

— Зачем я вам, госпожа?

— Я не хочу, чтобы вы уезжали.

Повисло молчание. Эдуар все так же смотрел в окно, но видел в нем только отражение графини в платье-водопаде. Дыхание его участилось. Она была слишком близко, чтобы он мог позволить себе хоть одно движение. Но тут рука ее поползла вниз, с плеча на грудь, вызывая огонь во всем теле. Эстель задумчиво смотрела на него, изучая каждую его черточку. Нервную складку губ, упавшую на лицо прядь светлых волос. Этот человек пробудил в ней нечто, дремавшее глубоко в душе. Сначала это была жалость, хорошо сдобренная раскаянием. Теперь же жалость исчезла. Он не нуждался в жалости. Теперь это было какое-то тревожное чувство, от которого щемило в груди и было трудно дышать. Любовь? Эстель долго размышляла над этим. Нет, не любовь. Она любила своего сына, но ей никогда не было больно от любви. Виктор вызывал у нее восхищение, радость, и ей никогда не хотелось плакать, глядя на него. При виде же Эдуара де Бризе к горлу подступали слезы. А от мысли, что он может уехать, у Эстель начиналась тихая паника.

— Как прикажете, госпожа графиня, — он повернул к ней голову, и глаза их встретились.

Лучше бы он продолжал смотреть в окно. Эдуар утонул в ее светлых глазах, как в холодном озере, и понял, что пропал. Ему казалось, что он пытается выбраться на берег, но ледяная вода тащит его вниз. Она здохнулся, попытался отвести взгляд, но Эстель не отпускала его, затягивая куда-то в ледяные дали, откуда нет выхода. Мысли его метались, пытаясь сопоставить ее полное равнодушие к нему днем, и этот ночной визит. Рука ее лежала у него на груди, сводя с ума. Тело его молило о страсти, ему хотелось схватить ее в объятья и не отпускать, разум же пытался совладать с телом, потому что если он сделает хоть одно неверное движение, скажет хоть одно лишнее слово, она уйдет и больше никогда не вернется. Она смотрела на него не мигая, и Эдуар вдруг понял, что сам желает утонуть в обжигающе ледяном ее взгляде. Он не хотел свободы. Он хотел навсегда оставаться пленником ледяных озер.

— Я не понимаю вас, — сказал он тихо, и сразу же пожалел о своей смелости.

Она немного наклонила голову на бок.

— Не понимаете?

— Днем вы ни разу не взглянули на меня.

Эстель провела пальцем по шнурку на его рубашке. Он вздрогнул всем телом, но сдержал желание схватить ее в объятья и накрыть ее пухлые губы своими губами.

— Надеюсь, вы не хотите получить виконта врагом? — спросила она, подняв брови.

— Я хорошо знаю виконта, и всегда найду на него управу.

— Вот как? — она усмехнулась, — ну что ж... как пожелаете. Тогда прошу вас, садитесь ближе ко мне, а не прячьтесь за занавесом.

Он все же не сдержался и, когда Эстель хотела убрать руку, накрыл ее своей ладонью. Сердце гулко билось в груди, и он слышал его удары. Эстель тоже должна была чувствовать их. Она немного улыбнулась и высвободила руку, отступив на шаг.

— Господин де Бризе, я не позволяла вам касаться меня, — сказала она.

Он сжал губы. Сейчас он должен покаяться, но он не мог себя заставить произнести какие-либо извинения.

Искусительница, вспомнил он. Интересно, а к виконту она тоже пойдет? Забытая было ревность шевельнулась в груди, и Эдуар сам испугался силы своей ненависти, которая захлестнула его волной. Он не имеет права произнести все то, что бурно рождалось в его мозгу. Он глубоко дышал, щеки его вспыхнули, но слова застыли на губах. Воображение услужливо рисовало ему картины близости виконта и прекрасной Эстель. Но тут рука ее поднялась, и убрала прядь волос, упавшую ему на лицо. Эстель сделала это так нежно, проведя пальцами по его щеке, а потом по волосам, что он закрыл глаза, наслаждаясь ее прикосновениями. Ревность, обида куда-то исчезли, и он отдался совершенно новым для него ощущениям.

— Надеюсь, что завтра вы будете рядом со мной, — сказала она тихо, и отступила.

Эдуар бросился было за ней, но Эстель приложила палец к губам, и быстро пошла к двери. Вот ее пеньюар развевается уже на лестнице, а он все стоял на месте, будто прирос к полу, завороженный этим зрелищем.

Эстель ушла, оставив аромат благовоний. Эдуар все так же стоял у окна. Ему было жарко, он задыхался, поэтому он дернул ручку и распахнул створки. Прохладный воздух ворвался в комнату, шевеля занавески и гобелен на противоположной стене. Он замер, стараясь успокоить биение сердца.

Так вот она какая, любовь. Она дарит самое большое наслаждение, она же дарит бездну страданий. Но сейчас Эдуар улыбался. Он сел на подоконник, и долго смотрел на луну. Жаль, что он не умеет сочинять песни. Самое время спеть под звуки лютни, воспевая даму, ее красоту, ее глаза-озера, и алые губы, ведущие в рай, тонкий стан, и походку, плавную, будто она не идет, а плывет. Очень жаль, что он этого не умеет.

Глава 11

Суета накрыла замок графини де Шательро, как лавина. Приехали самые уважаемые рыцари со своими домочадцами, графы де Шатильон, де Тур и дОвернь, и вот уже обычно тихий и спокойный замок гудит и галдит, как многолюдная площадь.

Эдуар предполагал, что появление стольких людей, многих из которых он знал, и которые знали его, не сулит ему ничего хорошего, но даже он не ожидал, что превратится в мишень для постоянных