я стал зацикливаться

на каждой мелочи в нем. Его улыбку. Как он ходит. Его дурацкая идеальная задница –

именно из-за него я люблю большие задницы, знаешь ли».

Мои брови приподнимаются при этом. «Только в одиннадцатом классе я признался себе в

этом. Ни один натурал не тратит столько времени думая о другом парне».

В его глазах грусть, но и ностальгия.

«Смириться с этим - одно дело. Рассказать другим людям - это другое. Моя мама

восприняла это нормально; она сказала, что догадывалась. Это было новостью для меня, я

думал, что хорошо скрывал это. Друзья в большинстве своем поддержали меня, хотя

парочка в итоге отдалилась».

У меня есть минутка, чтобы обдумать его историю. Он говорит так, будто он ставил

галочки в контрольном списке. Признаться самому себе: есть. Рассказать маме: есть.

Признаться друзьям: есть.

«Итак, как ты признался Джексону и Саре?»

Он улыбается. «С Сарой было легко. Она знает такие вещи. Мы работали поздно вечером

в библиотеке, и она спросила, не запал ли я на какого-нибудь симпатичного мальчика. Так

она сказала мне, что знает и что это круто».

Он берет свою упаковку и откусывает еще кусочек.

«Джексон был другим. Он отличный парень, но я не был уверен, как он отреагирует. Мы

дружили почти год, прежде чем я рассказал ему, и за это время он мне очень понравился.

Мы заказали пиццу после занятий, и Джексон пытался заставить меня флиртовать с

разносчицей пиццы, когда я проболтался.

«Ты ведь знаешь, что я гей?». Он уставился на меня в замешательстве. Оказывается у

Джексона самый плохой в мире гей-радар».

Я смеюсь. «Значит, он тоже был не против?»

«Джексон из тех, кто принимает все близко к сердцу. Он заплатил разносчице, вручил мне

кусок пиццы и спросил, не меняет ли наличие двух комплектов щетины динамику

поцелуя». Эллиот закатывает глаза, но в его голосе слышится нежность в его голосе.

«Он искренне хотел знать. Если уж на то пошло, он стал еще более союзником с тех пор, как я ему рассказал. Мы ходили на парад и смотрели фильмы о квирах. Он даже прочитал

такие книги, как «Саймон против Homo Sapiens Agenda» и «Песнь Ахилла».

«Это хорошо», - говорю я и говорю серьезно. Зная, что у Эллиота есть такие люди, как

Джексон, это заставляет меня задуматься, к кому бы я обратился, если бы оказался в его

ситуации.

Наверное, к Оливеру. Может быть, к Дрю.

Эллиот заканчивает обертку и запихивает фольгу в пакет. «Почему ты спрашиваешь обо

всем этом?»

Как много я ему скажу? Что я запутался в своих чувствах? Что меня пугает

неизвестность? Что, возможно, я все неправильно понимаю, и я ему не нравлюсь в этом

смысле? «Я хочу понять. На случай... ну, знаешь...»

«На случай чего?»

Вместо ответа я выпаливаю: «Ты видел последний пост Ледяной королевы? Тот, что про

мои руки?»

Выражение лица Эллиота меняется, румянец ползет по шее и останавливается на щеках.

Он сдвигает очки на переносицу и смотрит вниз на деревянный стол. «Да, я видел.

Профессор прервал урок, потому что люди хотели ее прочитать».

Мое сердце делает странное сальто. Почему он покраснел? Ему понравилось? Неужели

ему стыдно за меня? Мне нужно знать. «Почему ты покраснел?»

«Потому что... у меня есть перегиб руки. И прочитав это, я...» Он прерывает себя, прикусив губу.

Ох.

Ох!

Мой рот открывается, когда все встает на свои места. Руки трясутся по-настоящему. Это

вещь. И у Эллиота тоже. Да, не думаю, что я что-то не так понял.

Я в восторге от того, что это может быть чем-то, что нас объединяет. Но я также

опасаюсь, потому что это все новое и неизвестное. «Как ты... получил как ты... перепутал

руки?»

Эллиот тихонько смеется. «Я не знаю, можно ли это «получить». Это всегда было. Руки

выразительны, они рассказывают истории. Они могут быть нежными или грубыми, умелыми или неуклюжими». Он делает паузу, и на мгновение мне кажется, что он

собирается прекратит говорить, но затем он продолжает. «Когда у кого-то красивые руки, это дополнительный слой притяжения для меня. Это не то, что я могу контролировать».

Я опускаю взгляд на свои руки и задаюсь вопросом, что делает их красивыми в его глазах.

«Когда ты прочитал пост, он показался тебе хорошим?

«Он был... хорошо написан. Заставило меня увидеть твои руки в другом свете».

Наступает неловкое молчание, когда никто из нас не знает, что сказать или что делать

дальше. Мы оба понимаем, что стоим на краю чего-то важного, что может обернуться в

любую сторону.

«Я не осуждаю тебя», - быстро говорю я, желая, чтобы он понял, что я не против этого -

всего этого. «Это довольно увлекательно».

«Можно я...» начинает Эллиот, но потом замирает. Он судорожно сжимает пальцы. «Могу

я посмотреть на них? Твои руки, я имею в виду».

«Конечно». Я протягиваю руки через стол, ладонями вверх, и он осторожно притягивает

их к себе.

Разница между нашими руками заметна - его маленькие, нежные пальцы против моих

больших. Его теплая, загорелая кожа рядом с моей бледной белизной.

Он проводит кончиком пальца по линиям моей ладони, прослеживая их. Моя пальцы

начинают колоться от его прикосновений, а пальцы ног подгибаются в ярко-оранжевых

носках.

«Как твои ладони остаются такими мягкими и гладкими? Я думал, они грубые и мозоли».

«Не знаю». Я пожимаю плечами. «Они всегда были такими. То же самое с моим отцом, даже после всех его лет в хоккейном мире».

Эллиот задумчиво хмыкает, затем переключает внимание на мои пальцы. «Они такие

толстые и длинные».

У меня перехватывает дыхание, когда он проводит кончиками пальцев по моим, один за

другим. Это более интимное ощущение, чем все, что я когда-либо испытывал. Как будто

он раздевает часть меня, о которой я даже не подозревал.

«Идеально подходит для того, чтобы держать палку», - говорит он мягко, почти про себя.

Сотня неподобающих мыслей проносится в моей голове, каждая из них более ярче

предыдущей. Мне интересно, каково это - обнять его, позволить своим рукам исследовать

каждый дюйм его маленького, жилистого тела.

Смог бы он влиться в меня? Проследит ли он линии моих мышц этими нежными

пальцами?

Я отдергиваю руки, но не потому, что хочу, а потому,