— я тоже поднялась. — Все мы надеемся на вас и ждём хороших новостей.

— Я тоже жду хороших новостей, — пробурчал он и ушёл.

— Пожалуй, я тоже пойду. Что там с Сандрин и пряностями, — сказал господин Фабиан.

Юный Шарло тоже засверкал глазами в сторону выхода, но господин граф взглядом пригвоздил его к месту.

— А вы, мой юный друг, сейчас будете честно рассказывать, какие силы вам подвластны, точнее, что вы об этом знаете, и что вы умеете.

— Ну… как все. Свет там зажечь, еду в миске погреть, заставить стоять или бежать, если надо, и ещё, ну, пугать и бить, огнём.

— Стихийная сила, ментальная, и боевая магия тоже есть, — кивал, подтверждая, господин граф. — Магическую связь умеешь?

— Это когда в зеркало смотрят? — нахмурился парень. — Не-а, у меня зеркала-то и не было никогда. Только видел, как другие маги так делают.

— Защиту ставить умеешь?

— Умею. Но её можно пулей пробить.

— Значит, слабенькая, раз пулей можно пробить, — усмехнулся граф. — Нежить видел?

— Ну.

— Что за нежить была?

— Да Хромой Суслик помер, а никто про то не знал, и он лежал себе в своей мансарде под крышей, и надоело ему лежать, он и пошёл по соседям шляться да выпить просить, как живой, только без тени. Всем Песчаным Концом его пытались побить, потом скинулись и некроманта позвали, господина Люса. Он Хромого Суслика сжёг и велел ещё святого отца позвать. Мы и позвали, он пришёл, углы в мансарде окропил и сказал, что Суслик больше не появится. Вроде уже с полгода прошло, и вправду больше носа не кажет.

— Ты пытался его жечь?

— Пытался, да плохо выходило, только напугать.

— Ещё бы, это ж нужно умеючи, — кивал господин граф. — Что же, тренировать боевую магию мы здесь не будем. Разве только у Викторьенн есть подвал какой-нибудь, в котором ничего нет, куда никто не ходит и который не жалко заклясть.

— Я посмотрю, завтра скажу, — так, надо и впрямь посмотреть, какие-то подвалы были.

И спросить Сандрин, вдруг есть пустой, или можно какой-нибудь опустошить?

— А пока — начинаем с азов, — господин граф посмотрел сначала на Шарло, потом на меня. — Викторьенн, три осветительных шара. Маленький, побольше и совсем большой, каждый держать пять ударов сердца, потом убрать. Шарло смотрит, после Викторьенн делает так же.

У меня вышло с первой попытки и то, что нужно, а вот у Шарло — нет. Он умел зажигать свет в принципе, но не умел — с требуемыми характеристиками, и быстро выдохся.

Потом тренировали менталку, и тут мне тоже удавалось больше. Но когда я отдала ему очередной мысленный приказ, он вдруг стряхнул прядку с лица, улыбнулся умильно, глянул мне прямо в глаза и произнёс:

— Ну что же вы, прекрасная госпожа, я маленький, несчастный и голодный, разве со мной так можно?

Я подвисла… а он воспользовался мгновением и легко коснулся моей руки и забрал лист бумаги.

— А-а-а, вот ты как, да я тебя сейчас, — со смехом только что не вцепилась в его кудрявые вихры.

— Стоп, — громко и веско сказал господин граф. — Достаточно. Шарло, молодец, умеешь использовать свои дополнительные возможности. Викторьенн, а вы не поддавайтесь, мало ли, кто и в чём примется вас убеждать. Но это завтра, а сейчас — немедленно ужинать.

Я велела Шарло идти за стол с нами. Пускай будет на глазах. Опять же — маг, вдруг ещё польза какая.

— Раз ты столько всего знаешь и умеешь, будешь меня охранять, когда я буду выходить из дома. И есть будешь за моим столом, и смотреть в оба. А может быть, ты ещё умеешь собирать слухи?

— Как не уметь, — осторожно произнёс он.

— Тогда завтра пойдёшь в город за этим самым. Вернёшься — расскажешь, — строго сказала я.

— А что искать-то? — в чёрных глазах-виноградинах появилась искорка несомненного интереса.

— Что говорят обо мне и что говорят о приехавшем вчера его высочестве.

23. Нетрадиционные меры

Два дня я просидела дома. Точнее, как просидела — училась ставить на себя защиту, тренировала ощущения и чутьё, чтобы не пропускать враждебные намерения, и осознавала слова господина графа — мол, будете спокойны и уверены в себе, всё будет хорошо.

И я даже была с ним согласна в этом пункте, про уверенность. Но я знала, как добиться той уверенности дома, а вот как здесь — пока ещё не очень. Или тоже рано или поздно сработает традиционное «вижу цель, не вижу препятствий»?

Вместе со мной занимался наш подобранец. Парень притих, больше молчал, чем болтал, старался честно выполнить все задания господина графа. Где-то выходило, где-то не слишком. Кроме того, я ещё и отправляла его побродить по центру города и по рынку, послушать, что носится в городе, и порасспрашивать. И что же, кое-что он вполне наловил.

О нашей с Эдмондой тяжбе не судачил только ленивый. Как же, две бабы взялись делить то, что накопили несколько поколений мужиков. О мужиках говорили с уважением — потому что накопили прилично и добились многого. О бабах… по-разному.

Эдмонда, надо сказать, народной любовью не пользовалась совершенно. Над ней больше смеялись, что разинула рот на слишком широкий кусок, и даже если отсудит наследство, то не справится, и не сумеет продать за приличные деньги, непременно продешевит и останется на бобах, потому что ничего в этом деле не понимает.

Сыночек Эдмонды тоже не пользовался большой любовью — потому что один приличный наряд, а туда же, ведёт себя, будто принц, нос задирает, а почём на рынке вино и пряности — не знает.

О принце тоже говорили много и охотно. И говорили хорошо. Мол, принц — он суров, но справедлив, и не зря его брат, король, доверяет ему армию и важные поручения. И будто этот принц даже рискнул выговорить брату-королю за то, что тот завёл фаворитку, какую-то там маркизу, я не запомнила имя. Вообще по моим представлениям королю полагались фаворитки, и ничего особенного в том не было. И даже тот факт, что фаворитка перенесла тяжёлую болезнь и теперь хрома и неуклюжа — с кем не бывает, болезни не щадят никого. Значит, король приблизил её не за общую грацию, а за что-то